– Войди! – грубым голосом с металлическим оттенком скомандовал мужчина.
Перед его взором предстал молодой воин в грязной кольчужной броне и с разбитым лицом.
– Вы привели его? – спросил седовласый, зажигая ещё одну свечу.
– Он ушёл от нас по реке, Бальтазар, – раздосадованно сказал вошедший, робко поправив висевший за спиной лук.
– Это плохо, – бородач откинулся на спинку стула. – С твоего языка опять срываются слова, которые мои уши не хотят слышать. Помнишь, что я тебе говорил на этот счёт?
– Пощади… Дай мне ещё один шанс! – взмолился стрелок.
– Будь по-твоему, Льюис, – Бальтазар открыл ящик письменного стола и извлёк из него кинжал с волнистым лезвием. – Я больше не услышу от тебя плохих новостей: ты отрежешь свой язык. И не заставляй меня долго ждать, – он кинул клинок на пол и перевернул маленькие песочные часы на столе.
Первые несколько секунд воин стоял в ошеломлении. Потом, подняв дрожащими руками кинжал, он принялся за дело. Вытянутый пальцами язык постоянно выскальзывал и протестующе втягивался в рот. Рассекавшее плоть лезвие приносило мучительную боль. Сбивчиво дыша и время от времени постанывая, Льюис орудовал кинжалом. Однако, несмотря на стекавшие по подбородку струйки крови, ему хватило духу лишь немного надрезать язык.
– Время вышло, – сказал Бальтазар, когда верхняя колба песочных часов опустела.
Лучник припал на колени и, давясь кровью, невнятно проговорил:
– Я не могу… Пощади…
Бальтазар встал из-за стола, одёргивая коричневый камзол. На опоясывавшем его чёрном ремне висели небольшой молот и длинный остроугольный крюк. Последний напоминал боевой вариант гарпуна.
– Твой рот опять разочаровывает меня, – сказал седовласый, приближаясь к напуганному воину. – Встань с колен, червь! – он рывком поднял Льюиса за горло и прижал к стене.
– Я найду его, Бальтазар… Найду… – севшим от паники голосом прошептал стрелок.
– Льюис, Льюис… У последнего шанса есть одна особенность, – Бальтазар забрал клинок из его руки и похлопал дрожавшего лучника ладонью по щеке. – Его нельзя получить дважды, – он резко вонзил кинжал ему в живот.
Воин заорал от боли. Мощный удар молота, что пришёлся по искривлённому болью рту, оборвал его крик. По деревянному полу с шумом разлетелись осколки зубов. Нижняя челюсть лучника повисла вертикально, обнажив разорванные мышцы и заливая всё вокруг ручьями крови. В обрамлённом разбитыми губами багровом месиве извивался надрезанный язык, но вместо крика ужаса из недр глотки выходило лишь мерзкое бульканье. Стрелок упал, громко мыча и корчась в предсмертных муках. Бальтазар достал из кармана белый платок и, протирая им молот, крикнул в сторону двери:
– Грок!
В комнату вошёл северянин в броне из волчьих шкур и стальных вставок, что утопали в гладком сером меху. Тяжёлый взгляд Грока подчёркивали ярко выраженные надбровные дуги