Пантера засопел.
– Ладно, ладно, – сказал Тит миролюбиво. – Давай просто выпьем за победу. И за возвращение.
Пантера рассмеялся.
– О боги! Сидеть на песке в Иудее и пить с упрямым фракийцем дрянь, выдаваемую за сирийское вино, за победу в Германии! И за возвращение, Тит? Сюда?
Приятели выпили.
– И все-таки, – не выдержал Бибул, упорно глядя мимо Пантеры, в сторону. – Все-таки интересно ведь, как там все было в Германии… Говорят…
– И что говорят? – Пантера аккуратно пристроил чашу рядом с кувшином и уставился желтыми рысьими глазами на Бибула.
– И как легион расформировали, и как децимацию устроили…
– А вот если ты не закроешь свою пасть, – ласково сказал Пантера, – то сейчас будет устроена показательная бибуломация…
– Ладно вам обоим, – прогудел Тит и добавил, обращаясь к Бибулу: – Поверь, ничего интересного. Месяц на ячмене7 – это хуже…
– … А следом – титомация! – свирепо добавил Пантера, глядя исподлобья на Тита.
Тит вздохнул. Пантера помолчал какое-то время, сопя и раздувая ноздри.
– Прошлое – пыль под ногами, – наконец сказал он. – Есть сегодняшний день. Есть ты и есть твой добрый гладий. Остальное – причитания старух.
Он оглядел товарищей и с металлом в голосе добавил:
– Бибул!
Бибул торопливо разлил вино по чашам.
– Salve, – сказал Пантера.
– Salve.
Выпили еще раз.
– Видел? – не удержался Тит, подмигивая на сей раз Бибулу. – Отец-командир… Почти как у нас, в школе гладиаторов. Там порядки были – только держись.
– Расскажи, Тит, – попросил Бибул. – Это-то можно рассказать…
– Расскажи, расскажи ему, – сказал Пантера.
Мне самому интересно.
– Да ладно, что там рассказывать, – протянул Тит, довольный, однако, вниманием к себе.
– Сколько ты пробыл на арене? – спросил Пантера.
– Семь лет, три месяца и восемь дней, – сказал Тит, – и каждый день, прожитый на арене, стоит перед глазами.
– Страшно было? – Бибул подвинулся ближе.
– Страшно? Нет, чего мне бояться? – Тит поднял руки и повертел кулаками, похожими на два обломка скалы.
– Там – смерть, и здесь – смерть, – сказал Пантера.
– Нет, Пантера, – Тит покачал крупной шишковатой головой. – Это разные смерти… Вот вам бывает страшно в бою?
Бибул пожал плечами, смущенно засмеявшись, и начал наполнять чаши снова.
– Не знаю, – Пантера прищурился и сплюнул. – Просто я в бою ненавижу того, кто стоит передо мной и хочу его уничтожить. Вот так. Враг есть враг. Он – тебя, или ты – его. По-моему, справедливо. А что, у вас разве не так?
– А на арене перед тобой – твой друг, – сказал, качая шишковатой головой, Тит, – друг, с которым ты спишь в одной казарме, ешь в одной