В календы декабря Сулла созвал заседание сената, первое со времени выступления Флакка. О, как сенаторы торопились в курию Гостилия! Дрожа больше от страха, чем от холода, с бешеным сердцебиением, задыхаясь, с расширенными зрачками, чувствуя тошноту. Они буквально попадали на свои стулья, словно чайки, побитые бурей, стараясь не смотреть вверх – из страха, что сейчас с крыши на них посыплются обломки черепицы, как на Сатурнина и его сторонников.
Все были объяты безымянным ужасом, даже Флакк, принцепс сената, даже Метелл Пий, даже военные любимцы вроде Офеллы и сообщники вроде Филиппа и Цетега. И все же, когда Сулла вошел, он выглядел таким безобидным! Трогательная фигура! Его сопровождало беспрецедентное количество ликторов – двадцать четыре! Вдвое больше, чем полагалось консулу, и вдвое больше, чем у любого предыдущего диктатора.
– Настало время познакомить вас с моими намерениями, – сказал Сулла, не поднимаясь со своего курульного кресла. Слова вылетали вместе со струйками белого пара – так холодно было в помещении. – Я – законный диктатор, а Луций Валерий, принцепс сената, – мой начальник конницы. Согласно закону, принятому центуриатными комициями, я не обязан назначать других магистратов. Однако Рим всегда вел хронологию по именам ежегодно избираемых консулов, и я не стану нарушать традицию. Я не желаю, чтобы люди называли наступающий год «годом диктатуры Луция Корнелия Суллы». Поэтому я хочу, чтобы были избраны два консула, восемь преторов, два курульных и два плебейских эдила, десять народных трибунов и двенадцать квесторов. А чтобы опыт управления получили и молодые люди, которым впоследствии предстоит войти в сенат, необходимо будет выбрать двадцать четыре военных трибуна. И я назначу трех человек монетариями и трех человек, которые будут следить за тюремными камерами и убежищами.
Катула и Гортензия обуял такой ужас, что оба сидели, силясь не обгадиться и спрятав руки, чтобы никто не заметил, как они дрожат. Не веря своим ушам, они слушали, как диктатор объявляет, что будет проводить выборы во все магистратуры! Они ожидали, что в них начнут швырять острую черепицу, или выведут и обезглавят, или сошлют в ссылку, а имущество конфискуют. Они ожидали чего угодно, но это… Он что, невиновен? Разве он не знает, что творится в Риме? И если не знает, кто же тогда отвечает за те исчезновения и убийства?
– Конечно, – продолжал диктатор с раздражающей неотчетливой