Он вышел через заднюю дверь, миновал помойную кучу и вынырнул на Кэнонгейт из переулка чуть ли не в сорока футах[2] от тупичка, где жила Иви. Стемнело; воздух был холодным, но никак не свежим. Некуда было деваться от запаха отбросов. Множество живых существ жили буквально друг у друга на головах в вонючем лабиринте Старого города, будто сошедшем с «Вавилонской башни» Брейгеля или «Карты Ада» Боттичелли.
Рейвен знал, что ему стоило вернуться в свою холодную унылую комнату на Бейкхаус-Клоуз на одну последнюю ночь. Назавтра его ждало начало новой жизни, и нужно было встретить этот день отдохнувшим. Но он также знал, что вряд ли сможет заснуть после того, что только что пережил. Эта ночь мало подходила для одиночества. Или для трезвости.
Ему было известно единственное лекарство от столкновения со смертью: теплые объятия жизни, пусть даже объятия эти будут грубыми, потными и вонючими.
Глава 2
Таверна Эйткена представляла собой колышущееся море тел; кругом стоял оглушительный гул мужских голосов, старающихся перекричать друг друга. И все это тонуло в густом дыму, поднимавшемся из множества трубок. Рейвен так и не обзавелся подобной привычкой, но ему был приятен сладкий запах табака: еще одна вещь среди тех, за кои он ценил это заведение.
Он стоял у стойки, потягивая эль, ни с кем особенно не разговаривая – один, но не в одиночестве. Здесь, в тепле и давке, легко было забыться, и Уилл предпочитал стоявший кругом шум ледяному молчанию на задворках сознания. Кроме того, он получал удовольствие, вслушиваясь в отдельные разговоры, будто каждый из них был небольшой репризой, сыгранной ради его развлечения. Вокруг шли толки о новой станции Каледонской железной дороги, которую начали строить в конце Принсес-стрит. Высказывались опасения, что теперь из Глазго по путям повалят орды голодающих ирландцев.
Всякий раз, как он поворачивал голову, его взгляд натыкался на знакомые лица; иные он знал еще с тех пор, когда его не пускали в подобные заведения. Старый город кишел людьми, что раз появлялись на улицах и пропадали навсегда, – и все же порой казалось, будто это большая деревня. Куда бы ты ни посмотрел, всегда замечал знакомое лицо – или ловил на себе знакомый взгляд. Рейвен вдруг заметил, что какой-то человек в старой потрепанной шляпе поглядывает в его сторону. Уиллу он был незнаком, но, похоже, знал его, и, судя по взгляду, не с лучшей стороны. Наверняка кто-то, с кем он имел несчастье подраться: