Про нигилистический экспресс мне понравилось, некоторое время я представлял, как он терпит крушение в великановской голове, и это немного отвлекло меня от Гаваны. А потом Гавана опять начала сыпаться мне в мозг со всех сторон, и это продолжалось еще часа два.
Потом я устал. Я полагал, что сыновний долг перед соскучившимся отцом выполнен и пора бы нам вернуться в гостиницу. Но отец никак не мог остановиться, шагал и шагал, шагал и шагал. Людей на улицах стало поменьше, и все они теперь кучковались вокруг забегаловок, музыканты, прежде рассредоточенные по улицам, подтягивались к свету, у меня развязались шнурки. Я устроился на скамейке возле небольшого кафе с саксофоном на вывеске, стал завязывать шнурки и уснул, ненадолго, проснулся почти сразу.
Передо мной стоял веселый мужик, похожий на того сикха в самолете, но не сикх. Он смеялся и что-то мне предлагал, а у меня вдруг теперь левое ухо заложило, и я не очень точно все расслышал. Подбежал отец и что-то ответил веселому, веселый отвалил.
– Что ему надо было? – спросил я.
– Он предложил тебе такси, сигары и…
Отец смутился, оглянувшись на маму.
– Да уж понятно, что он предложил, – сказала она. – Слово «чика» на многих языках означает примерно одно и то же.
– То есть? – я сделал вид, что не понял.
– Не прикидывайся плинтусом, – мама поморщилась. – Ты прекрасно понял, что предлагал этот негодяй.
Я зажал пальцами нос, дунул, ухо отложилось.
– Здесь на многие вещи смотрят шире, – заметил отец.
– На мерзость нельзя смотреть шире, – сказала мама. – Это недопустимо. А ты, я погляжу, тут расслабился?!
Мама уставилась свирепо на отца.
– Да при чем тут я? Я тебе в общем говорю, как антрополог антропологу…
Они стали разбираться в вопросе влияния тропиков на нравственное здоровье общества, но продлилось это немного – минуту, может. Мы пошли дальше.
– Все, как раньше, – кивала мама, глядя по сторонам и предупредительно придерживая меня за локоть. – Все, как раньше. Пожалуй… велосипедистов этих не было. И народу побольше. И забегаловок побольше. И двадцать лет назад в майках никто не ходил. И…
Мама обнаруживала и другие различия с тем, «как раньше», я раньше не был, я не обнаруживал. Историческая Гавана оказалась тесным городом, наверное, раньше, когда люди были средним ростом метр шестьдесят, он казался вольным и раскинутым на широкой прибрежной ладони, но за века акселерации ладонь эта плотно собралась в кулак. Кстати, мутных личностей с располагающими улыбками на улицах стало больше, и улыбались они сердечно и издалека, однако мама в