рисуешь тут картинки передо мной…» – «Какой же я?» – «Сказать тебе правду? Ну что же… Ты инертный, безынициативный, не в меру покладистый, ищущий женской похвалы, слабый на чужое лестное о тебе слово… Да и ленивый ты, хоть можешь и работать на десяти работах, потому что работаешь по принуждению, а не по призванию. Прикажи я тебе: иди туда – идешь покорно, скажу: пой песни – поешь с азартом и упоением, бросай милицию – уходишь в шоферы (потому что там гораздо больше платят)…» – «Но ведь это я для тебя, для вас же стараюсь… ты сама меня к этому подталкивала». – «Да, я подталкивала. И везде и всегда подталкиваю. А ты сам? Чего ты сам хочешь? Какую личную судьбу строишь? Судьбу женского подкаблучника? Судьбу служаки-милиционера, который резво козыряет жене по любому ее капризу?» – «Вот я и говорю: я тебе надоел. Ты устала от меня. Разлюбила. А скорей всего – и не любила никогда. И поэтому придумала разом решить свои проблемы: меня вышвырнуть из вашей жизни. Продать квартиру и раствориться с Антошкой в большом городе, начать жизнь с нуля, с нового листа. Я тебя понял, я все понял, хоть ты и считаешь меня беззубым романтиком и никчемным человеком». – «Ну, мы можем так препираться хоть до второго пришествия, а все равно не поймем друг друга. Я развожусь с тобой и предупреждаю: от нашего с Антоном жилья ты не получишь и метра! Да, мы продаем квартиру и уезжаем в Екатеринбург, но тебя это не касается никаким боком». – «И тебе не жалко меня? Не жалко, что я остаюсь, как брошеный пес, без тепла, без жилья, без семьи?» – «Вот именно на это, как все мужики, ты и рассчитывал всю жизнь: на бабскую милость. Нет, дорогой, займись теперь сам своей судьбой. Хватит мне тянуть на себе вашего брата-мужиков – или пьяниц, или тряпок, или изменников, – сыта по горло!»
* * * Эта традиция поддерживалась семьями каждый год: первого июня, в день Защиты детей, они делали совместную вылазку на природу подальше от Бобриного омута, поближе к реке Полевушке. Растягивали на берегу туристическую палатку, приносили с собой кто что мог: закуску, выпивку, мясо для шашлыков, салаты, фрукты, ну и все такое, разжигали костер, и начиналось пиршество. Четыре семьи: Ада с Кириллом (Захар давно был не в счет), Марьяна (естественно, без Алиар-Хана Муртаева, который растворился-исчез из поселка), «мадам Нинон» с Валентином Семеновичем и Верочка с Романом Абдурахмановым (они хоть и развелись, и даже Верочка успела продать квартиру, все-таки пришли на эту прощальную для них трапезу вместе). Ну и, естественно, дети-пацаны тоже были с родителями: отдельно устраивали себе костер, пекли до углистой черноты картошку, запивали ее ароматным топленым молоком, расставляли в округе удочки и жерлицы.
А ведь наступило уже лето, первый день лета! После зимы, а затем и после затяжной дождливой весны пришла наконец благодать, солнце пробивалось сквозь орешник и густую черемуху мягкими теплыми лучами; наверху, где-то в кронах молодого дубняка поцвиркивали то ли синицы, вернувшиеся (после зимних будней в городах и поселках) в свои заповедные
