Дальше подогнали машину, пробурили, измерили, еще малость добурили, посчитали на бумажке, заложили аммонал и гахнули!.. И здорово гахнули!.. Но не рассчитали. Взрывом снесло новый коровник, Аллею, культурный центр и полдеревни. Репка выскочила из земли как пробка и сбила натовский спутник. Дедку потом таскали в одну организацию, поскольку в райцентре от взрыва рухнула статуя вождя и воткнулась протянутой рукой в почву…
А в это время в городе Лиля Михайлова вернулась домой, красная от мороза и волнения. Она раскрыла свой портфель, достала оттуда листики машинописи и сказала:
– Вот!
Оказалось, один зарубежный ученый долгое время от нечего делать пил свою родную мочу и заинтересовался… Дальше шли выкладки, диаграммы, что лечит и когда пить.
Все переглянулись и принялись за дело.
Оптимистическая трагедия
Как это обычно бывает: идешь себе, развлекаешься видом летнего дня, строишь кой-какие планы, когда внезапно из соседнего двора ударяют звуки похоронного марша…
Всегда неожиданно, всегда врасплох!
Эти сумрачные волнистые звуки чернилами разливаются в чистом летнем воздухе, отзываются сжатием в груди. Хочется плакать и простить всем. Еще больше хочется бежать, бежать, бежать…
Но я не бегу, я стою и внемлю печальной музыке. Меня пригвоздил на месте этот горестный напев и призыв смерти в исполнении оркестра средней квалификации. Разом обмякли и спутались мысли. Я больше не гордый прыгун и физкультурник, плечи покорно провисли, а пяткам сделалось горячо. Чужая скорбь терзает мое сердце, а фальшивые звуки – уши…
Но, наконец, музыка смолкает.
Природа возвращается к жизни: слышен писк детей, чирикают голуби, в голове как бы что-то оттаяло. Я вдыхаю полной грудью, чтобы идти дальше, и выдыхаю вместе со звуками похоронного марша. Он снова ударил оттуда же, большой и тягучий. Окружающая среда немедленно становится черно-белой, потом бело-черной. Эти печальные звуки напоминают, что прожита половина жизни, лучшая. Я переключаю мысли на горе незнакомых хоронящих, потом на горе окружающих, потом – на печали всего мира. Этот похоронный марш размеренным шагом уносит меня к безднам воплей и страданий.
И там обрывается…
К этой жизни я возвращаюсь медленно. Медленно вникаю в соседние окна и занавески. Со все возрастающей любовью и радостью я вижу бачок с пищевыми отходами, почтальона в синей куртке, оживающую чистоту середины летнего дня. Страдания отступают, хочется мирно жить и трудиться, хочется жить достойно и пошить новые брюки, хочется брать на руки младенцев и делать им «козу».
Я поворачиваюсь, чтобы бодро начать все это, но тут в спину мне ударяет особо печальный аккорд. Это даже не нота, а крик горестных лебедей, натягивающий трагическое одеяло смерти на все живущее. В мгновение ока я уношусь туда, на берег этого обрыва, день снова меркнет. Вселенная разорвалась, как сковородка со щами. Все! Какое начало?! Какие женские объятия и доски с объявлениями!
Все