– Мы с другом снимаем тут дом, – говорит она. – Летом почти каждый год сюда приезжаем. Сегодня мне в магазине кучу заказов надавали. А вечером поедем в Родалквилар ужинать. Я люблю вечерами кататься, по холодку.
Мне бы так пожить. Пальцы ее по-прежнему гладят косу.
– Повезете маму по самым красивым местам?
Я объяснила, что нам предстоит забрать из клиники взятую напрокат машину, только загвоздка в том, что у меня нет прав, а у Розы больные ноги.
– Как это нет прав?
– Четыре раза провалила вождение.
– Такого не бывает.
– И теорию не сдала.
Поджав губы, она устремила обрамленные длинными ресницами глаза на копну моих волос.
– Верхом ездите?
– Нет.
– А я с трех лет в седле.
Мне решительно нечем похвалиться.
– Прошу прощения за эту путаницу, – сказала я.
И унесла ноги из Señoras, стараясь не переходить на бег. Куда мне податься? Податься некуда. Нас с матерью объединял тот самый страх, который внушали нам плакаты в ипотечной компании. И были правы. Я двинулась в сторону главной площади – как будто для того, чтобы прицениться к арбузам.
Корки сохраняю для кур, которые поразительным образом несутся даже на такой жаре. Разводит их сеньора Бедельо, потерявшая мужа в гражданскую войну: он сражался против фашиствующих франкистов.
Оказывается, арбузами торгует не мужчина, а женщина. Устроилась на водительском месте пикапа и сигналит напропалую маленькой коричневой пятерней. Я совсем запуталась. У меня в сознании сложился образ потного небритого шоферюги, а передо мной сидит немолодая женщина в соломенной шляпе. Синее платье запылилось, необъятные груди лежат на руле.
И тут я вспоминаю, что не допила кофе.
Возвращаюсь в кафе «Плайя» и залпом проглатываю свой кортадо, как деревенский пьянчужка – утренний коньяк.
А она тут как тут.
Блондинка в мужских туфлях стоит возле моего столика. Рослая, по-солдатски осанистая. Изучает море. Яхты. Детишек, которые бултыхаются в гигантских надувных кругах. Отдыхающих, которые воткнули в песок тенты и нежатся в шезлонгах или на расстеленных полотенцах. В океан уходит принадлежащий школе дайвинга катер, нагруженный всевозможным инвентарем. Гремит цепью рыжеватая овчарка, которую я до сих пор не освободила.
– Меня зовут Ингрид Бауэр.
Принесла нелегкая.
– А меня – Софи, по-гречески София.
– Будем знакомы, Зоффи.
В ее устах мое имя звучит, будто из другой жизни. Мне стыдно за свои унылые белые шлепанцы. На летней жаре они стали серыми.
– У вас губы растрескались от солнца, – говорит она. – Как миндальные орехи, созревающие в Андалусии.
Собака Пабло начинает выть.
Ингрид смотрит вверх, на солярий школы дайвинга.
– Немецкая овчарка – это служебная собака, ее не полагается круглые сутки держать на цепи.
– Ее