– Да. Да, хочу!
В тропических лесах Южной Америки живет паук, Птицеед-Голиаф, размером с обеденную тарелку и длиной в фут, если считать с ногами. Однако те, кто его видел, зовут его «Чертов Паук Птицеед-Голиаф».
По большей части он ест насекомых и мышей, но его все равно зовут птицеедом, потому что он сможет съесть птицу, а это – самое главное, что нужно о нем знать. Если такая штука пробежит по твоему шкафу или выползет из тарелки с супом, любой тебе скажет, первым делом: «Смотри, чувак, он сможет съесть чертову птицу».
Не знаю, как они ловят птиц. Но я точно знаю, что Чертов Паук Птицеед-Голиаф не умеет летать, иначе его называли бы по-другому. Мы бы величали его «сэр», потому что он стал бы главным видом на планете. Никто из нас не вышел бы из дому, пока Чертов Паук Птицеед-Голиаф не сказал бы, что все путем.
Я сам видел одного из них в зоопарке, когда учился в школе. Тогда мне было пятнадцать и все лицо покрывали угри, каждый день становившиеся все жирнее и жирнее. Разинув рот, я глядел на это чудовище, ползавшее по стеклянной стенке своей клетки. Большое, с две моих ладони. Парни вокруг хихикали и толкали друг друга, а какая-то девчонка за моей спиной визжала. Но я, я не издал ни звука. Не сумел. Между мной и этой тварью не было ничего, кроме стеклянной стенки. И еще несколько месяцев спустя по ночам я заглядывал в темные уголки спальни, боясь увидеть, как из-за стопки комиксов и журналов видеоигр высовываются волосатые лапы толщиной с палец. Я представлял себе – нет, ожидал, – как нахожу паутину, толстую, как леска в шкафу, усеянную связками наполовину съеденных воробьев. Или маленькие паучьи какашки с кусочками перьев, брошенные в мои ботинки. Или кучки розовых яичек с пауками-младенцами размером с мяч для гольфа. И даже сейчас, десять лет спустя, когда мне уже двадцать пять, я все еще вечерами, прежде чем лечь в постель, роюсь между простынями – часть моего подсознания все еще высматривает гигантского паука, таящегося в тени.
Я рассказал об этом потому, что Голиаф был первым, кто пришел мне в голову, когда на следующее утро я проснулся, так как в моей кровати что-то было и это что-то укусило меня за ногу.
Я почувствовал, как меня щипают за щиколотку, как будто в нее вонзили иголки. Чертов Паук Птицеед-Голиаф выпрыгнул из тумана моего сна, когда я сбросил с себя одеяло.
Темнота. Света не было. Часов не было. Ничего не было.
Я сел и, прищурясь, посмотрел на ногу. Движение по простыням. Я спустил ногу на пол и почувствовал, что к моей щиколотке прилепилась какая-то тварь, тяжелая, как банка пива.
Меня охватила паника. Выругавшись и вдохнув холодный воздух темной спальни, я махнул ногой, пытаясь сбросить маленькое кусачее черт-знает-что. Тварь полетела через комнату, попав в полосу лунного света, пробивавшегося через жалюзи, и на мгновение я увидел суставчатые лапы – очень много лап! – и хвост. Бронированный панцирь, как у омара. Длиной с ботинок. Черная.
И ее зовут…
Тварь, которую мой запаниковавший рассудок назвал «пауком» – хотя было ясно, что это не арахнид