Я прищуриваюсь, и пытаюсь понять – правду ли говорит этот интриган? Кидаться в драку и отбирать своё имущество не вижу смысла. Слишком разные у нас весовые категории, да и сил пока нет совсем. События в номере и последующая ругань с администрацией вытянули из меня все соки. Сейчас единственное на что меня хватает, так это ровно сидеть и делать вид, будто со мной все хорошо.
Ну и заодно лихорадочно соображать, что, черт побери, вообще происходит?
И если отбросить панику и страх, если попытаться думать рационально? Хоть это и очень сложно сделать, все-таки со мной подобное происходит впервые. Но я все-таки утихомириваю страх и начинаю размышлять.
Итак, если люди пришли обыскивать мой номер – хотели ли они меня убить? Что-то меня берут сильные сомнения. Во-первых, в гостинице все видели, как я ухожу куда-то вечером. Я не таилась и не выпрыгивала из окна, а это значит, что люди, вскрывшие мой номер, знали, что меня в нем нет. Во-вторых, сам обыск… какой-то он слишком топорный. Но, может, они торопились? Они же не знали, что я не вернусь. Может, они подозревали, что моё ночное рандеву может очень быстро закончиться, как я и планировала, а не затянуться на целые сутки, вот и устроили такой бардак? Или же! Они устроили этот бардак, чтобы… чтобы что? И зачем было разбивать ноутбук и разрезать мои вещи? Разбивать зеркала?
Только сейчас в голове начали складываться отдельные кусочки пазла. Пока я стояла посреди номера, то была слишком напугана, чтобы хоть что-то понимать, но силы, чтобы рассмотреть все детали случившегося, у меня были. Я просто записала все это в подкорку, как и всегда, а проанализировать смогла только сейчас. И что же это получается? Мне попался какой-то психопат, который не смог ничего найти и поэтому, взбесившись, уничтожал всё, что попадалось на его пути… Либо это было сделано специально, чтобы меня напугать? Но зачем?
Что-то ничего не строится в моей голове, и я решаюсь поговорить с Тарасенко. Может он мне хоть что-то прояснит в этой ситуации?
Хмуро глянув на мужчину, сразу же ловлю его встревоженный взгляд. На пару мгновений становится не по себе; складывается ощущение, словно он впрямь за меня волнуется. Еще сильнее злюсь на себя за то, что допускаю подобные мысли, и с вызовом в голосе, требовательно спрашиваю:
– Ну и что происходит? Ты ведь явно в курсе? Так просвещай давай. Могу даже подсказать, с чего начинать – расскажи, откуда инфа, что мой шеф якобы проворовался? Ну и об этом обыске? Ты что-то знаешь?
Тарасенко усмехается и качает головой, словно пытаясь устыдить меня в чем-то, но я лишь чуть приподнимаю бровь, не собираясь смущаться, и, добавив в голос едкого сарказма, говорю:
– Не надо мне тут пантомиму устраивать. Я уже взрослая девочка, на меня вся эта херня уже давно не действует. Поэтому давай, Женечка, колись. Что это за фигня творится, и не твоих ли