Во всем виноват холодец
Собака так преданна, что даже не веришь в то, что человек заслуживает такой любви.
Илья Ильф
1
Лежа на одеяльце
На похоронах Ольги Сергеевны были только мы – Настя, волонтер из онкологического центра, и я, ее верный пес Масяня. Похороны и так вещь невеселая, но эти были уж совсем грустными. Совершенно никто не пришел проводить мою хозяйку в последний путь, и это очень странно. Люди вообще очень странные существа, видимо я никогда не смогу понять их. Все что я могу, это любить их, и до последнего дня быть преданным своему хозяину.
Преданность. Люди придумали это слово, но они понятия не имеют о том, что оно обозначает. Люди так же придумали слова «семейные узы», в мире животных это звучит как «верность стае», верность, преданность – одно и то же. О семейных узах люди тоже мало знают. У Ольги Сергеевны трое детей, но никто из них не пришел на ее похороны. Только ее старшая дочь Лена несколько раз приходила к ней в больницу, приносила какие-то бумаги, хотела, чтобы мать их подписала, но все эти посещения всегда заканчивались ссорами и слезами моей хозяйки. Я знаю об этом, потому что Настя внесла меня в волонтерскую программу, только на таких условиях меня могли впустить в больницу. Пока мы с Настей собирали кучу бумажек, справок, делали мне тысячу прививок, она рассказала мне о том, что ученые доказали, что собаки могут лечить больных людей, а неизлечимо больным облегчать течение болезни. Я долго ждал, когда смогу увидеть хозяйку, и терпеливо ходил с Настей по всем инстанциям. Прошло полтора месяца, и вот наступил этот момент, я лежал на больничной кровати в ее объятиях, ничего не может быть лучше, даже самая сладкая косточка. Она обнимала меня и плакала, как часто бывало дома, только в такие моменты она разрешала мне ложиться на кровать.
Однажды это было на полу, на моей кровати – одеяле возле батареи под окном в гостиной. Одеяло было маленьким, и я на него полностью не умещался, потому что вырос из него. Хозяйка сшила его для меня из лоскутов старых шерстяных одеял, когда-то давно она была проводницей на железной дороге. В верхнем левом углу она вышила мое имя. Это одеяльце было самой дорогой вещью, которая была в моем небогатом собачьем обиходе, потому что его своими руками сделала для меня хозяйка. Когда одеяльце стало для меня маленьким, она решила его выбросить. Я не сразу понял, почему это на месте моей кровати лежит другое, самое обычное поездное одеяло, а мое родное одеяльце лежит свернутым в пороге возле пакета с мусором, приготовленным на выброс. Я отодвинул новое одеяло, принес старое одеяльце и положил его на место.
– Мася, ты чего притащил одеяло назад? – спросила меня хозяйка, – оно же маленькое. Я положила новое, мне для тебя не жалко, а это мы выбросим.
Я не понимал и не понимаю, как можно выбрасывать такие вещи? Ведь в них вплетена любовь. Пусть ее не видно, а видно лишь старое затертое лоскутное одеяло. Но любовь чувствуешь. Когда лежишь на нем, и твоя морда трется об одеяло, то кажется что это рука хозяйки гладит тебя. Никак иначе. Как можно выбрасывать любовь?
Я проспал одну ночь на новом одеяле, и это была ужасная ночь. Я чувствовал себя в приюте. Брошенным. Покинутым. Нелюбимым. Без хозяина. Для домашней собаки ничего не может быть хуже, чем быть без хозяина. Следующим утром, когда мы вышли на прогулку я прямиком направился на помойку за своим одеяльцем, слава богу его никто не забрал. Я вцепился в него мертвой хваткой и успокоился только тогда, когда Ольга Сергеевна сказала, что я могу его оставить. Но из зубов я одеяльце не выпустил, я положил его на его законное место, так оно и осталось у меня. В обед со мной гуляла соседская девочка, она любила это делать пока была маленькая, сейчас ей это уже не интересно. Вернувшись домой я снова не нашел своего одеяльца, я просто сидел и скулил возле батареи. Пришла Ольга Сергеевна и отвела меня в ванную.
– Смотри, вот твое одеяло, – говорила она, указывая пальцем в окошко стиральной машинки, – не выбросила я его, я уже поняла, что оно для тебя почему-то дорого. Но оно валялось на помойке, так что его надо постирать. – Она присела на корточки и потрепала меня за уши обеими руками, – чудная ты псина, вещи бережешь.
Одним зимним днем Ольга Сергеевна вошла в квартиру, сняла с себя заснеженное пальто и легла ко мне на пол, на одеяльце. Она прижалась ко мне и рыдала так, что мне казалось я не выдержу и умру, так мне было жалко ее. Люди ничего не умеют делать так хорошо, как страдать, этот экзамен они все до единого сдают на отлично. Я облизывал хозяйке лицо и мне на язык попадали ее слезы, мне казалось, что я даже чувствую вкус ее боли. Мне хотелось бы выпить все ее слезы, чтобы она была счастлива.
– Масенька, мой родной, только ты меня никогда не бросишь, – говорила она сквозь слезы, когда ее рыдания ослабли, и она смогла разговаривать, – только ты всегда со мной будешь. Ты же меня не бросишь? – вдруг испуганно спросила она, уставившись на меня, и даже на несколько секунд перестав плакать.
Я лизнул ее прямо в нос, мол, что за глупые вопросы ты вообще