Отвяжись, худая жизнь! Привяжись, хорошая!»
Знать, от утраченных иллюзий
Альдебаран, как нос, распух…
Не солнце красное конфузит,
А снег, похожий на крупу,
Что вáлит зло и беспощадно
Который день, который год!
И весь мой вид незаурядный
Непривлекательным встаёт…
О, звёзды сумрачные, вы же
Фонарной лампочки тусклей!
Как посчастливилось вам выжить
В заснеженной, кромешной мгле?
Мчалась в саночках тогда
С горки – не припомнишь как?..
Ты гори, моя звезда,
Словно красно солнышко!
Геометрия Рождества
Свет Рождества звездой жемчужной, вьюжной
Из космоса к поверхности Земли
Лёг радиусом, делящим окружность
На «до» и «после». Точкою вдали
Такой же луч, грядущий к середине,
Диаметрально радиус продлит,
И встретятся они, как Триединый,
Единосущной веры монолит.
Сойдётся всё в новорождённой крохе:
Волхвы, волы, ягнята, пастухи —
Слепящий спектр, впитавший все эпохи,
Центр тяжести, вобравший все грехи…
Нет молока: сосок, что камень, твёрдый.
Но у козы недавнишний окот,
И Он с козлятами, такой же равной хордой,
Пересекая время, Вечность пьёт…
Вертеп в России зимней хвоей дышит:
Такого быть не может, не могло!
Свет Рождества струится выше, выше,
Соединяя линии углом.
Зима
– Крови, крови, крови мне!
Кровию напьюся…
Зима. Зимою. О зиме…
Нет привередливей закона:
Закрыться. Не ходить к знакомым.
Сама себе, мол, на уме!
Зимы. Зиме… Остановить
Склоненье солнышка к закату?
Оно и было небогато…
А в сумерках приходит Вий,
Где кровь растопит снежный слой,
Где близятся сороковины…
В проклятой бездне Украины,
Где брат – не брат и свой – не свой,
Он появляется… Глядит:
Накликал горе пан Шевченко,
Всё: «Крови мне!» кричал зачем-то…
Что ж, бунт, панове, впереди.
За люльку, сало, горсть монет,
Напившись, кум зарежет кума.
И кто такая им Гекуба?
А Бульбе – сын? Ответа нет.
Что ж, разрастайся, вурдалак!
Собаки дохлые не брешут.
Покуда солнце не забрезжит,
Тобой зажатое в кулак…
Всех петухов передушив,
Клыкастый оборотень воет.
Стряслось, Окраина, такое,
Что не осталось ни души!
Спят ведьмы все давным-давно.
И не одно пройдёт столетье,
Пока ваш обух нашей плетью
Не сокрушится всё равно!
Вольно ж ворочаться в гробу,
(Ни снисхождения, ни сноски),
Как сделал Гоголь ваш, Яновский,
Такой ценой прозрев судьбу —
Суд Божий! Боже мой, зима:
Над мазанками скромен месяц,
Солоха звёзд укрáла десять,
От счастья светится сама…
Нет Гоголя, но взор его
Нам подмигнёт, как бы случайно.
Перст пригрозит раскрытьем тайны.
Но всё окупит Рождество…
По мотивам новогоднего фильма
«Продлись, продлись, очарованье!» —
Георгий, помнится, Бурков
Не заморачивался в бане
Хитросплетением шнурков.
Разбавив щедро водку пивом
И рассуждая под хмельком,
Он знал, что будет некрасиво,
Не улети тотчас Мягков…
Ирония судьбы не в этом,
А в том, что сам себе не рад,
Мягков, не будучи поэтом,
Вдруг улетает в Ленинград…
Он в самолёте спит как чурка,
Упав соседу на плечо.
И совпадает адрес чудом!
И