– Я нашла тебя, – шепчу, цепляясь деревянными пальцами за знакомую толстовку. Облегчение наваливается лавиной и мне больше ничего не нужно. Он здесь. Рядом. Я настолько вымотана и истощена нервным срывом, что не сразу понимаю, что Дима не обнимает в ответ, а просто насильно выводит в тамбур. Закрывает за собой дверь, когда мы остаемся наедине и отрывает от себя. Хватает за плечи и грубо встряхивает.
– Ты что здесь делаешь, Аня? – рявкает, и я только сейчас понимаю, что он в ярости. Что? Почему? Непонимающе всматриваюсь в свирепое лицо.
– За тобой поехала, – объясняю, не понимая, чем вызван его гнев. Зеленые глаза расширяются и мечут молнии.
– За мной? Зачем?
– Потому что хочу с тобой быть, – отвечаю честно.
В глазах напротив непонимание, шок, злость и проскальзывает что-то еще, чего я не успеваю разобрать, потому что он вдруг нещадно бьет меня словами.
– Ты рехнулась совсем? Что значит хочешь со мной быть? Аня, ты хоть понимаешь, что творишь, идиотка.
Я – то да, думала понимаю. До теперешнего момента. В груди больно сжимается от его оскорблений, и я ведомая порывом, сбрасываю мужские руки со своих плеч.
– Не смей так со мной разговаривать!
– А как? – грубый голос повышается, и он сцепляет зубы и уже тише добавляет, со злобой шипя в лицо. – Ты хоть понимаешь, как безответственно поступаешь? Ты о матери своей подумала? А о сестре? Ты понимаешь, что тебя искать будут у них в первую очередь?
– Кто бы говорил об ответственности! Своим я позвонить могу в любую минуту и предупредить.
– Б***ь ты вообще отдаешь себе отчет на что себя обрекаешь?
Боже, я ведь действительно не подумала о том, что это за собой повлечет. А моя учеба. Работа. Какие оправдания можно найти моему поступку? А оправдание одно. Оно стоит напротив меня и сжимает кулаки. Зубы вот – вот раскрошатся с такой силой сцепил челюсти. Кажется, я не нужна ему так, как он мне. Весь его вид вопит об этом.
– Отдаю! – вскидываю голову и смело встречаюсь с разъяренным взглядом.
– Ты выйдешь на следующей остановке, – рычит мне в лицо и хватает за локоть, подталкивая к двери. Кожа печет от его жесткой хватки, и я вырываю руку.
– А знаешь, что? Да. Выйду. – выплевываю с взвившейся злостью. – Я ноги посбивала пока тебя на вокзале искала и думала, что не найду. Господи, я и правда дура, раз подумала, что это взаимно. – запрокидываю голову и пытаюсь дышать от охватившей обиды. Дима молча сверлит меня взглядом исподлобья. – Я и правда не подумала ни об учебе, ни о семье. В мыслях был только ты и то, что больше тебя не увижу. Знаешь, ведь все можно пережить, – возвращаю взгляд на его серьезное лицо, – и ты никогда не знаешь, что ждет тебя завтра. Ты сам мне от этом говорил. Но у каждого есть сегодня. И именно этим сегодня я жила последние несколько дней. И это не так плохо, как я думала раньше. Можно строить планы, а потом попасть в непредвиденную судьбой ловушку. И что остается от этих планов? Ноль без палочки.
Взгляд зеленых глаз буравит, и я вижу, как по его лицу бежит тень.
– Я хотела провести свое сегодня с тобой, наивно полагая, что то, что чувствовала последние дни было настоящим, – к горлу ком подступает, но я глотаю его не желая показывать слабости. – Я выйду на следующей станции, но не потому, что ты так хочешь, а потому, что ты не достоин того, что я готова была тебе отдать. Того, что ты сам бесцеремонно отобрал у меня несколько дней назад. Мою жизнь.
– Аня, какую жизнь? Мы знакомы три дня.
– Некоторые проживают всю жизнь так ни разу и не познав того, что другие испытывают за три дня, – говорю тихо и отвожу глаза не в силах смотреть на Диму. Как же я ошиблась. Бабочки обессиленно падают на дно живота. Глупая, наивная идиотка, – Но, видимо, это не наш случай, – добавляю, и отворачиваюсь.
В вагоне звучит предупреждение, что мы прибываем на какую-то пригородную станцию. Спасибо, что хоть не час пришлось ехать до ближайшей остановки. Доберусь домой на попутках. Разочарование кислотой разъедает, и я до одури хочу еще раз встретиться с ним взглядом, чтобы увидеть раскаяние. Но не делаю этого. Мне и так слишком больно, чтобы еще и садистки добивать себя. Кажется, оставшиеся пятьдесят процентов надежды рухнули хрустальным