В Москве в таких ларьках продавали видео– и аудиокассеты, капроновые колготки, украшения из дешёвого, быстро чернеющего на коже металла под серебро, а также матрёшек в виде Клинтона, Ельцина, Сталина и прочих популярных политиков, нарисованных будто рукой карикатуриста. В Москву они приезжали не чаще одного раза в год, проездом к бабушке на Урал. Поезд из их города прибывал рано утром, а состав на Урал под смешным названием «Москва-Караганда» уходил после обеда, и у них оставалось примерно восемь часов на прогулки по Москве. По музеям в те времена никто не ходил, да и музеи представляли из себя печальное зрелище – неуютные, холодные, скучные, с запылёнными экспонатами и скрипучими полами, пахнущие прелой бумагой. В те времена никому не было дела до искусства; туристов, сегодня праздно прогуливающихся по Красной площади и сидящих в летних кафе на бульварах, Москва начала девяностых не привлекала, а сами площади и бульвары были больше похожи на бетонные пустыри, поросшие полевой травой, с разбитыми обесточенными фонтанами в центре, облюбованные голодными голубями и многочисленными бомжами.
Все приезжали в Москву за покупками, только здесь возможно было найти хоть какую-то более-менее дешёвую фабричную одежду и обувь в универмаге «Москва», Гуме или Цуме, а в гастрономе на Лубянке можно было приобрести по связке бананов в одни руки и несколько колец краковской колбасы. А ещё в Москве можно было купить невиданную роскошь того времени – «Пепси-Колу». После «шоппинга» они обычно отправлялись на вокзал, садились в поезд и старались довезти все московские покупки до бабушки в целости, а бутылку «Пепси» обычно открывали уже отъехав от Казанского вокзала. Она никогда не любила сладкие газировки и квас, но их обожал отец, пил с удовольствием и причмокивал от наслаждения, постоянно спрашивая, вкусно ли ей. Она знала, что перечить ему нельзя, правда может нанести практически смертельную обиду, поэтому всегда приходилось делать вид, что она способна получить такое же удовольствие от напитка, как и он, хотя любая газировка больно щипала нос, от кислоты начинали скрипеть зубы, а в горле першило от невыносимой сладости. Но