– Впереди Урсатьевская, – доложили Флорову.
Показался небольшой поселок, открытый с четырех сторон ветрам. Самые большие дома – вокзал и депо, сложенные из красного кирпича. К ним жмутся несколько домишек европейского типа, а дальше – окруженные глинобитными заборами плоскокрышие кибитки. Около вокзала зеленели одинокие чахлые акации, которые чудом выросли в этом крае ветров и жары.
Урсатьевская – узловая станция. Отсюда шли вагоны на север – в Ташкент, на восток – в Коканд и Фергану, на юг – в Самарканд, Бухару и далее, до Красноводска – до самого Каспийского моря.
К вокзалу, пыхтя и гудя, подошел поезд-броневик. Пыльный перрон сразу заполнили спрыгнувшие с платформ красноармейцы. У крана с кипятком выросла очередь.
Алексей Флоров вышел из вагона. Остановка его не радовала: надо было скорее добраться туда, в Ашхабад. Флоров неторопливо прошелся по перрону. Под жидкой тенью пропыленных акаций прямо на земле небольшими группами расположились бойцы какой-то части. Одни дремали, закрывшись от жгучего солнца и ветра полой шинели, другие неторопливо ели свежий мелкий урюк, черствые лепешки из джугары и запивали их кипятком из котелков.
К Флорову скорым шагом подошел начальник станции. У начальника было усталое небритое лицо с красными от недосыпания глазами, а его фигура, длинная и нескладная, напоминала плохо выструганную оглоблю.
– Встречного поезда ждем. Через пять минут прибудет. Сразу же вас и отправим, – сказал начальник станции хриплым голосом. – А дальше задержек не будет. До самого Самарканда.
– А что это за отряд? – Флоров кивнул в сторону красноармейцев, расположившихся под акациями.
– Они из Ферганы. В Ташкент следуют.
– Давно здесь?
– Со вчерашнего утра, – поспешно ответил начальник, – но сегодня отправим. Обязательно! К вечеру будет попутный поезд.
Вдруг сзади, за спиной Флорова, раздался чей-то радостный голос.
– Питер! Питер!
Флоров обернулся. К нему спешил рослый красноармеец. На нем выгоревшее поношенное солдатское обмундирование, красный, но уже полинявший бант на груди. Лицо европейца, худое, загорелое.
– Здравствуй, Питер! – обратился к Флорову подошедший.
– Здравствуй, товарищ, – улыбнулся комиссар, – но я не Питер. Ты, видимо, ошибся…
– Нет, нет! – Глаза красноармейца зажглись неподдельной радостью. – Это твой голос!.. Твоя улыбка… Я Сидней! Сидней Джэксон, помнишь?.. «Баркаролла»… – И он, волнуясь, вдруг быстро заговорил по-английски.
Флоров сразу стал серьезным. Он внимательно всмотрелся в лицо красноармейца. Брови комиссара прыгнули вверх, в серых глазах недоумение сменилось искренним удивлением.
– Вы?.. Неужели?..
Теперь уже улыбался Джэксон. Он утвердительно кивал, отвечая по-русски:
– Да,