«Надо более внимательно отнестись к подбору кадров на местах, − Любовь Владимировна задумчиво смотрела на закрывшуюся за ее собеседницей, председателем пермского отделения фонда планирования семьи, дверь. − Мало того, что в фонд попадают люди без медицинского образования, а еще и с такой внешностью. Да каждый, кто увидит эту Нину, сразу подумает: «Занялась этой работой от безысходности, кто из мужчин на такую обратит внимание? Ладно, после конференции вплотную займусь этим вопросом», − полная женщина тяжело поднялась с кресла, отрешенным взглядом скользнула по столу − порядок? Любовь Владимировна любила во всем порядок. Идеальный порядок, стерильный, как в операционной, как в …− женщина усилием воли остановила полет своей фантазии, инстинктивно понимая, что это полет в Ад.
Все было как обычно, как она привыкла. Пустой стол, на котором, красиво отсвечивая своей черной, глянцевой поверхностью лежал ее ноутбук. Все. Нет, не все. Этот солнечный зайчик в центре стола. Почему то он раздражал генерального директора Российского Фонда планирования семьи, раздражал до физического ощущения затопления мозга гневной волной. И ничего нельзя было сделать! Ни смахнуть рукой, как соринку, ни прикрыть тем же ноутбуком, ни вырезать скальпелем, ни вырвать щипцами. У Лидии Васильевны даже пальцы чуть дрогнули, как в молодости, как еще десяток лет назад, когда она входила в операционную и видела очередную свою пациентку, раскоряченную на гинекологическом кресле.
«Что, дуреха, допрыгалась? Порезвилась? Возись теперь тут с тобой, удаляй то, что не нужно ни тебе, ни твоим родным, ни государству. Ненужно никому… кроме меня», − и пальцы уверенно сжимали ручки щипцов.
Лидии Васильевне Емелиной работа нравилась. Она ей приносила удовлетворение, как моральное, так и материальное. Женщина свято верила, что является санитаром нации, не допуская появлению на свет больных, с различными врожденными дефектами детей. Впрочем, слово «дети» или «ребенок» она не произносила никогда в таких случаях, даже мысленно. Только плод. И если даже обследования не выявляли никаких отклонений у плода, все равно у него не было права на жизнь. Какое у него может быть право, если от него отказывается даже та, которая его создала, породила?! Вот художник может уничтожить свою картину, если она его не устраивает? Ремесленник может уничтожить создаваемую им вещь? Ведь она, пока он ее не продал, принадлежит ему полностью! Так и плод, пока он не родился, пока государство не поставило его на учет, как будущего работника, принадлежит только тому, кто его сделал. И никому больше. А то потом вырастают из таких вот никому не нужных плодов опасные сорняки: воры, убийцы и прочий сброд.
А еще эти ненужные плоды приносили неплохой доход. В совковые времена