Должен признаться, что говорливый тип довольно точно изложил ту программу, которую я и сам успел выработать и единогласно (одним голосом при отсутствии прочих) принять. Я и начал, собственно, ее выполнять, только они этого не усекли – их обучали тактике совсем в другом заведении. Я провоцировал их на откровенность, а они решили, что я просто ругаюсь, чтобы стравить пар. Но раз они вроде бы не собирались далеко прятать свои намерения, можно было и принять их подачу и посмотреть, как пойдет игра дальше. Кто знает – может, и на их подаче я смогу выиграть гейм.
– Не могу сказать, чтобы вы были правы, – ответил я, несколько убавив громкость, – но в качестве временно исполняющей обязанности истины вашу концепцию можно и принять. Итак, считайте, что я уже спросил вас: кто вы? Где мы находимся? Зачем я здесь нахожусь и почему? Дополнительные вопросы: долго ли я здесь буду содержаться и когда смогу благополучно завершить свое путешествие. Ваш черед. Если требуется небольшая преамбула – пожалуйста, я настолько терпелив, что перенесу и ее.
Собеседник посмотрел на меня с некоторой, как мне показалось, печалью во взоре.
– Господин капитан! – молвил он. – Хотелось бы, чтобы наш разговор был не только спокойным, но и серьезным. Очень серьезным. Впрочем, вы и сами понимаете, что без достаточно веских причин никто не идет на нарушение Генеральной Транспортной Конвенции, что всегда чревато серьезными неприятностями. Так что будет только лучше, если вы перестанете…
Тут у него, видимо, возникло затруднение с лексикой, и он зашептался со своей бандой, они что-то наперебой стали ему подсказывать, – на этот раз я не понял ни слова, – после чего он вернулся к тексту:
– Будет только лучше, если вы перестанете опрокидывать глупого.
Мне пришлось пустить в ход все мои врожденные способности, благодаря которым я понял сразу три вещи. Прежде всего – что оратор высказал пожелание, чтобы я перестал валять дурака. И что язык, которого я не знал, но почему-то понимал, оказался русским, но в непривычной для моего слуха аранжировке. (Что означало, что я вдвойне прав: никто из нас русского языка толком не знает, и чем дальше, тем хуже; однако когда к нам обращаются по-русски, мы понимаем.) И третье – что если у них и есть какая-то информация обо мне, то она далека от полноты; в противном случае им было бы известно, что человек я достаточно мрачный и валять дурака (о, как вульгарно!) начинаю только тогда, когда дела идут – хуже некуда и известный жареный петух уже поставил клюв на боевой взвод. Ну что же – пусть думают, что я чувствую себя легко и весело. Уверенность противника в своих силах всегда несколько сбивает пыл атакующих; а сейчас инициатива