этого несчастья, но, проведя несколько минут в своем номере, он ощутил совершеннейшую невозможность, невыносимость одиночества – ему требовалось с кем-то поговорить, а этот кто-то, по его соображениям, уже спал, вероятно, сном младенца, посапывая в своей постельке. Безжалостно решив нарушить Машкин сон, Степан натянул штаны, накинул рубаху и, выйдя в коридор, тихонечко постучался в дверь к соседке. Она, оказывается, не спала, а сама, заламывая руки, ходила по комнате взад и вперед. Увидев Степана, Машенька обрадовалась ему, как спасителю, и, не замечая сперва его потерянного лица, принялась радостно упрекать его за отсутствие, говорила, что уже раз двадцать к нему звонила и заходила, а его все не было, а он так ей нужен сейчас… Она усадила Степу на стул и хотела было рассказывать ему все произошедшее, но, собираясь с мыслями, она внимательно посмотрела на Савраскина, выдержала некоторую паузу, как бы не решаясь произнести, а потом медленно спросила его: «Что случилось?» При этом ее лицо мгновенно побледнело и стало выглядеть испуганным, даже губы начали подрагивать – Машенька никогда не видела Степана в таком состоянии. Она только что была переполнена необходимостью самой выговориться, ей казалось, что ужаснее ее ситуации быть не может, и собиралась искать у Степана помощи и поддержки, но впечатление от его лица моментально вытерло у Маши из головы все собственные проблемы, она вся подалась к Степе, взяла его за руку и с неимоверной нежностью и состраданием, заглянув в его глаза, Маша переспросила: «Что случилось, Степочка?» Никогда раньше она не брала его за руку и не называла Степочкой, но сейчас это было совершенно уместно – Степан сидел перед ней как живой мертвец, с остановившимися глазами и таким выражением на лице, что Маша думала уже про самое страшное и еще более пугалась своих мыслей.
Степа попытался ей улыбнуться и спросил в свою очередь: «А ты чего не спишь?», как будто он не слышал все ее прелюдии и до него решительно не дошло, что и у Маши произошло нечто. Она не отвечала, а еще раз настойчиво попросила рассказать, что с ним. Степа вздохнул, поджал губы, поднял вверх брови и глаза, а затем развел ладони рук так, как это делают, показывая неизбежность чего-то, к несчастью, уже произошедшего. Еще минуту он посидел и сказал Машке, что, вероятно, он теперь должен уехать, не дожидаясь окончания учебы, и не сможет работать вместе с ней в компании Бенаму. Машино лицо в эту секунду оживилось, можно сказать, даже просияло, или хотя бы блеснуло радостью! Она закивала головой, будто Степино решение было для нее совершенно естественным и ожидаемым, и через секунду торопливо сказала, что и она тоже собиралась уезжать и именно об этом хотела и сама со Степаном поговорить.
– А тебе зачем? Ты чего, Машка, перезанималась со своими тетрадками?
– Я не перезанималась, Степочка, я все тебе объясню, и ты меня поймешь, я не вижу другого выхода, но у меня-то все просто, неинтересно и понятно, а у тебя-то что? Что случилось?
– А я сегодня узнал от мсье Франциска, что являюсь самым худшим студентом и ко всему прочему еще и бессовестным,
