в основе которой лежит обнаружение им легендарной книги Авраама Еврея, и обретение учителя в лице испанского еврея по имени Канчес, то есть события, описанные им же самим в предисловии к «Иероглифическим фигурам», разделяли многочисленные исследователи жизни и творчества великого французского адепта
[6]. Пожалуй, единственной и беспримерной по глубине анализа альтернативной версией до недавнего времени была лишь та, что предложил Фулканелли в 1930 году, когда вышло первое издание его «Обителей»… Какие же еще биографические факты мы можем почерпнуть из этих книг? Скажем, большое внимание всегда уделялось дате смерти – официально зафиксированной! – человека по имени Николя Фламель. Умер он через девятнадцать с половиной лет после своей супруги Пернелль, 22 марта 1417 года (иногда указывается 1418 год, но это неточность), оставив заверенное по всем правилам завещание (включая предполагаемую надпись на могильной плите), датированное ноябрем 1416 г. Что же тут такого подозрительного? Дело в том, что 22 марта, день весенного равноденствия, когда солнце входит в знак Овна, является традиционным днем начала Великого делания – красивая деталь в биографии алхимика, не правда ли? Зная, что универсальное лекарство
[7], коего у Фламелей был нескончаемый запас, во много раз удлиняет жизнь адепта
[8]. Можно предположить, что смерть обоих Фламелей была мистификацией, выполненной по всем законам жанра, с могильной плитой и записью в церковной книге. Согласно легенде, после того как воспоминания о Фламеле были захоронены в его родной Сен-Жак-дела-Бушери, он сам отправился в Швейцарию, где его ждала (целых двадцать лет?) живая и здоровая супруга. Последующие три столетия они занимали себя путешествиями по Индии и Ближнему Востоку
[9], причем вера в их благополучное существование была настолько сильна, что кроме многочисленных туманных свидетельств о встрече с Фламелями в разных экзотических странах сразу несколько добропорядочных парижан в один голос заявили, что видели чету Фламелей вместе с их сыном, родившимся в Индии, проследовавших в ложу Парижской оперы одним прекрасным вечером … 1761 года
[10]. В числе прочих фактов иногда цитируют известную историю, упоминаемую Борелем в его «Сокровищнице»
[11]: когда французского короля стали раздражать слухи о баснословном богатстве некоего Фламеля, он – вполне логично – отправил к нуворишу налогового инспектора, господина де Крамуази. Реакция Николя была вполне в духе времени (точнее, в духе всех времен и народов) – правда, он не стал нагружать карманы инспектора презренным металлом, а отсыпал ему немного порошка, который, согласно воспоминаниям потомков, в течение многих поколений хранился в семье де Крамуази. В докладе же королю было указано, «что господин Фламель живет в очень стесненных условиях, ест из глиняной посуды, и слухи о его богатстве весьма преувеличены». Несмотря на анекдотичность ситуации, не следует забывать, что описанная королевским налоговым инспектором ситуация
