– И все?
– Ну… отвела Харпер в «Баклс».
– Она выбрала туфельки?
– Нет. Она устроила истерику из-за фиолетовых сандалий с блестками, и нам пришлось уйти.
Я смеюсь, и она добавляет ненужный комментарий:
– Мама говорит, что нет в жизни справедливости. Я, в отличие от тебя, никогда таких истерик не закатывала.
Устав от пикировки хорошей девочки с плохой, я вздыхаю, но все же откликаюсь:
– Это значит, что у меня ребенок будет идеальный?
Она не отвечает и даже не спрашивает, как дела у меня, хотя это просто-напросто невежливо. Вместо этого она сообщает, что встретила в магазине свою старую подругу Шону. Та покупала своему сыну первую пару обуви. Маленькие голубые кедики.
– И как она выглядит?
– Очень хорошо.
– Похудела после родов?
– Да. Стала стройнее, чем когда-либо.
– Слишком худая?
– Нет, не слишком.
– Она выглядит счастливой?
– Насколько это вообще возможно с младенцем, – отвечает Мередит.
– Обо мне она не спрашивала? – не надо было этого делать. Мередит вечно винит меня в том, что я думаю только о себе.
– Нет… Но она сказала, что вы уже несколько месяцев не разговаривали, – я слышу в ее голосе удовлетворение и снова злюсь и завидую, как всегда при упоминании Шоны, нашей единственной общей подруги.
– Ну, не месяцы. Но довольно долго.
– Она звала выпить…
– Втроем?
– Она говорила обо мне и Нолане. Вроде как двойное свидание. Но я уверена, что с тобой она тоже будет рада повидаться.
– Хорошо, – конечно, это мне за то, что я хотела поговорить с сестрой откровенно, – ладно, Мер. Давай, если тебе надо бежать…
– Если ты хочешь повесить трубку, так и скажи. Я тут при чем? – теперь она становится слишком откровенной.
– Ну ладно, – я стараюсь говорить весело, – мне пора.
Я вешаю трубку и злюсь на Мередит. И на Шону, которая дала Мередит такое оружие, пусть и случайно. Она одна знает всю нашу историю. Мы дружим с 1989 года, тогда Эберсолы переехали на соседнюю улицу. Шона была посередине между нами по возрасту, но оказалась очень умной и перескочила через класс. Ее мать работала на высокой должности в «Кока-коле» и перевезла свою семью из Шанхая. Она записала Шону в международную школу Атланты, чтобы та смогла и дальше говорить на мандаринском.
Это была только одна из черт, которые зачаровывали нас с Мередит. Еще у Шоны был огромный запас историй, и она много путешествовала (в отличие от большинства семей Бакхеда, которые если куда и выбирались, то на озеро Бертон, остров Си и Киаву). Мы втроем ездили в велосипедные походы, строили крепости вдоль ручья за домом Шоны и играли в «Захват флага» вместе с другими детьми. Однажды мы посадили огородик, а потом торговали базиликом и помидорами со старой тележки Дэниела. Я помню, что Шона выдвигала большинство идей, больше всех говорила и вообще развлекала нас с Мередит. Мы были ее публикой, она объединяла нас, склеивала вместе, и оглядываясь назад, я понимаю,