Атланты. Моя кругосветная жизнь. Александр Городницкий

На смену юному задору и темпераменту пришли потребность в анализе и модели мира. Не «сорванный голос», как написал о нем питерский критик Виктор Топоров, а иные поэтические и философские рубежи, другая система чувств и мыслей. На мой взгляд, голос у Владимира Британишского все тот же – полный достоинства, начисто лишенный фальши и аффектаций, внешне сдержанный, но содержащий взрывчатый заряд. Не случайно поэтому его, уже полвека живущего в Москве, до сих пор относят к «поздним петербуржцам».

      Леонид Агеев писал тогда же жесткие и горькие стихи о поэтах, погибших в 37-м:

      Еще их тело сытое, хмельное,

      Блаженствует. Не этому ли телу

      С распоротою пулею спиною

      Упасть, хрипя, под каменную стену?

      Леониду Агееву не суждена была долгая жизнь. По окончании Горного института он работал в Первом Главном геологоуправлении в Ленинграде, выпустил несколько книг стихов, стал членом Союза писателей и время от времени, к сожалению, сильно пил. В последний раз мы с ним встречались в конце 80-х в Мурманске, куда приезжали выступать. В 1991 году он, сорвавшись дома со стремянки – куда за чем-то полез пьяный, – упал и разбился насмерть. Я тогда написал стихи, посвященные его памяти:

      Снова провожаем мы друг друга,

      Словно в институтские года,

      В те края, где не стихает вьюга,

      Реки несвободны ото льда.

      В этот дом старинный на Покровке,

      Помнится, в такой же вот мороз

      Синий тортик вместо поллитровки

      Кушнер по наивности принес.

      За начало новых экспедиций

      Стопку поминальную налей,

      Трудновато будет возвратиться

      Из далеких нынешних полей.

      В том краю, где не бывает хлеба,

      Как и встарь, без вилки и ножа,

      Все мы соберемся возле Глеба,

      Рюмки невесомые держа.

      А пока что молча, без улыбки,

      Вспоминаем посреди зимы

      Тот квартал болотистый и зыбкий,

      Где живали некогда и мы.

      Где, гордясь горняцкою фуражкой,

      По асфальту шел я, молодой,

      И мерцала медленная Пряжка

      Черной непрозрачною водой.

      Один из ближайших друзей Леонида Агеева, учившийся с нами вместе, поэт и геолог Олег Тарутин, действительно долгое время жил рядом с рекой Пряжкой на углу Английского проспекта и улицы Декабристов, почти рядом с домом Блока на Пряжке. Позднее на стихи Олега Тарутина написал песни «Телепатия» и «Неандерталец» Александр Дулов. Окончив Горный институт, Олег через пару лет попал со мной вместе в Енисейскую экспедицию Научно-исследовательского института геологии Арктики, и мы с ним неоднократно встречались в Игарке. В экспедициях он написал немало стихов и даже одну песню «Стланики» на мотив известных тогда «Ландышей». Песня эта сразу же оказалась под запретом из-за крамольного куплета:

      Если б в эти стланики-то

      Вдруг попал Хрущев