В такие субботние вечера мы, как правило, засиживаемся допоздна, несмотря на все наказы и запреты ее мамы. Спать дочка отправляется в спальню, на мою кровать. Там она может поспать подольше, а я, не опасаясь ее потревожить, успеваю по утрам сделать множество дел. Впрочем, иногда Стаська, закутавшись в одеяло, прибегает ко мне на диван и усаживается рядышком. Это значит, что у дочери какая-то «серьезная» проблема, требующая обязательного и непременно тайного обсуждения. Так осенью мы решали вопрос, как ей отнестись к однокласснику, который ее постоянно дразнил и дергал за волосы, а потом выяснилось, что он влюблен в Стаську и она не знала, что ей делать. Вот за такие поздние посиделки и обсуждаемые на них «тайны» Стася называла меня своей лучшей подружкой. От этого «титула» сердце мое совсем таяло…
Так было и в этот раз. Я уже улегся на диван, когда вдруг заявилась Стася. Была она необычайно серьезна и даже мрачна. Полутьма делала ее худенькое лицо не по годам взрослым и даже каким-то отстраненно незнакомым.
– Пап, можно тебе задать вопрос? – как-то робко и нерешительно спросила дочь.
– Конечно, доченька, – несколько удивленно ответил я, – задавай твои вопросы, будем в них разбираться.
– Да нет, у меня один вопрос. – Дочь снова помолчала и вдруг, осмелившись, бухнула: – Па, а кто такая Ангелика? – Вот это да! Сон мгновенно улетучился.
– Стася, а разве можно читать чужие письма?
– Нет, папочка, я не читала, чесслово не читала, – дочка в волнении приподнялась на коленки и прижала кулачки к груди. – Просто оно лежало открытым в секретере и я случайно прочла несколько строк, когда вытирала пыль.
– Н-да, поделом мне, – пробурчал я, приподнимаясь. Затем, накинув халат, сел на диване – нечего разбрасывать свою корреспонденцию – грустно усмехнулся я.
– Папа, это та женщина, из-за которой вы с мамой развелись, да?
– Да, – помедлив, ответил я.
– Па, а она кто? Ты ее любишь? А почему она в другом городе живет? Расскажи о ней. – Вопросы дочери полетели один за другим.
Я молча встал, запахнул халат и босиком пошлепал на кухню. Там, собираясь с мыслями, попил водички и вернулся в комнату:
– Стася, я не уверен, что ты об этом должна знать! Сказать коротко – значит ничего не сказать, а рассказывать подробно, – я помолчал и продолжил: – Не сумею рассказать так, чтобы было понятно.
– Па, ну почему, я же большая, мне уже четырнадцать лет…
– Осенью, дочка, будет четырнадцать, осенью, а пока только тринадцать.
– Ну и что, подумаешь!.. Я пойму!
Я опять поднялся,