– Какой еще срыв? Почему мне не доложили? – начал повышать голос я.
– Тише, прошу вас, – едва заметно поморщился доктор. Я тут же умолк и знаками показал ему, что буду тише воды ниже травы. – Ваше Величество, без всякого колебания могу заявить, что утрата едва рожденного ребенка – это весьма и весьма тяжелая травма для женской психики. Положение, несомненно, усугубляется тем, что это был первенец… – Видя, как заиграли желваки у меня на лице, врач тут же свернул в сторону. – И конечно, несколько чуждая обстановка, отсутствие привычного окружения и вообще, – он сделал неопределенный жест рукой. – Как врач я прошу вас быть с императрицей как можно мягче и обходительней. – Он замолк, дожидаясь моей реакции.
– Я понял вас, Николай Александрович. Но почему здесь нет других врачей? Вам не нужна помощь? Вы так в себе уверены? – громким шепотом поинтересовался у него я.
– Не горячитесь, Ваше Величество, не горячитесь. Ситуация совершенно ясная, а другим врачам потребуется делать осмотр, для этого придется будить больную, что, знаете ли, чревато. Так что я взял на себя смелость распорядиться никого не пускать, тем более все, что можно, я уже рассказал на консилиуме…
– Быть может, вы хотите пройти в зал, где пробуждения императрицы ожидает ваша глубокочтимая матушка? – после небольшой заминки в разговоре, решил сплавить меня от греха подальше доктор.
– Конечно. Проводите меня к ней, – распорядился я.
Прогулка была недолгой, как оказалось, родственники и просто сочувствующие расположились в одной из соседних комнат.
– Коленька, – бросилась ко мне через весь зал мать, едва я вошел внутрь. – Да как они могли! Как они только посмели? – Она остановилась в двух шагах от меня, взволнованно дыша, разговор с придворными явно разгорячил ее. – Твоей Лизочке очень плохо. Она совсем ослабела, бедняжка, – сочувственно глядя мне в глаза, взяла меня за руку мать. – Когда она проснулась, у нее случилась истерика. Насилу отпоили. Вот теперь спит, – вывалила на меня ворох информации императрица.
Я молчал, переваривая сказанное, незаметно разглядывая придворных. У всех было самое что ни на есть воинственное выражение лица. Вкинь в комнату мятежника – тотчас же в клочья порвут. Вот бы посмотреть на их лица вчера ночью, со злорадством подумал я и тут же себя одернул. Нечего! Я вчера сам был не лучше.
– Хорошо, что Лиза спит. Она действительно натерпелась. – Я снова помолчал. – А с заговорщиками я разберусь. Что заслужили – то и получат!
Обступившие нас с матерью дворцовые шаркуны тут же закивали. Со всех сторон до меня доносились возгласы: «Какое им отделение?!», «Не будем цацкаться!», «Они у нас получат!». Возгласы были порой излишне громкими – многим явно хотелось быть услышанными.
– Все будет хорошо, – склонившись к уху матери и крепко обняв эту разом так постаревшую за ночь женщину,