Моисей слез с коня на землю, так как он не привык ездить без седла и стремян.
Неожиданно Тулусун тихонько засмеялась, прикрыв рот ладонью.
– Чего ты? – обернулся к ней Моисей.
– Я переполнена твоим семенем, оно теперь вытекает из меня и щекочет мне бедра, – громким шепотом ответила Тулусун и ловко спрыгнула с лошади.
Она обхватила Моисея за пояс, уткнувшись лицом в отвороты его тулупа. Ее отороченная мехом островерхая войлочная шапочка оказалась возле самого носа Моисея. От нее пахло дымом и овечьим молоком.
После долгого молчания Тулусун подняла голову, взглянув на Моисея снизу вверх. У нее были серьезные настороженные глаза.
– Мосха, почему ты не убежал к своим? – тихо спросила Тулусун.
Моисей едва не вздрогнул, услышав этот вопрос юной ханши. Его одолевали те же самые мысли. Еще дней двадцать назад он без колебаний сбежал бы из татарского стана, подвернись удобный случай для бегства. И вот случай подвернулся, а у Моисея почему-то нет желания бежать.
Не дождавшись ответа, Тулусун вновь обратилась к Моисею, пытливо вглядываясь в его глаза:
– Это из-за привязанности к Кюлькану или… ко мне?
– Я не хочу расставаться с тобой, госпожа, – негромко ответил Моисей. – Я уже не мыслю своей жизни без тебя!
Круглое лицо Тулусун озарилось самодовольной улыбкой женщины, довольной действием своих чар. Не желая признаваться самой себе, что она всерьез увлеклась молодым красивым невольником, юная ханша была несказанно рада этому признанию Моисея.
Переполняемая этой радостью, Тулусун мягко притянула к себе Моисея за отвороты его тулупа и запечатлела нежный поцелуй у него на устах.
Затем с наивным прямодушием Тулусун вымолвила, не пряча от Моисея страстного манящего взгляда:
– Я давно мечтала о таком жеребце, как ты, Мосха. Так, как ты объездил меня сегодня, никто еще меня не объезжал!
Яков пробудился от криков и топота ног за стенкой юрты. Сначала он подумал, что уже наступило утро и татары сворачивают стан, вновь выступая в путь. Однако, глянув в круглое отверстие для выхода дыма, Яков увидел черные ночные небеса.
Он огляделся.
На низеньком столе, мигая, горела масляная плошка. Над очагом вился слабый дымок от потухших углей. Постель Моисея была пуста, не было и его теплой одежды, которая обычно лежала рядом с ложем.
«Та-ак, – подумал Яков, – Моисей опять заночевал в ханской юрте. А этот малый не промах! Что же там творится?..»
Шум за стенкой юрты ширился и рос, растекаясь по всему стану, подобно бурной реке. Теперь Яков явственно расслышал помимо