Юрий поправил ремень трофейного MP-40[8], а Саша возился с СВТ-40[9], прочищал в очередной раз затвор. Дед побежал ловить лошадь, а вчерашние курсанты Оренбуржского летного пошли к тому месту, где на дороге в пыли лежали их вещмешки.
– Скорее бы до части добраться. Мы бы устроили этим гадам хорошую трепку, – запальчиво сказал Сашка.
– Ага. У них там асы с железными крестами, а нам еще учиться и учиться. Хватай лучше сидор да пошли, – ответил рассудительный Юрий.
И друзья, подхватив свои вещмешки, пошагали по пыльной дороге туда, где базировалась их авиачасть.
Под вечер они добрались до отдельного авиационного полка. Их окликнул часовой, сержанты представились и пошли по указанной тропинке на КП[10]. На опушке леса стояли тщательно замаскированные истребители. Там было два Як-1, четыре потрепанных «ишачка»[11] и пара «чаек».[12] Один из И-16 стоял со снятыми капотами, а техники, подсвечивая себе фонариками, ремонтировали что-то в его стальных внутренностях.
В блиндаже их встретил хмурый и невыспавшийся комиссар. Левая рука у него была на перевязи, голова перебинтована.
– А, пополнение прибыло… Ну что ж, орлы, будем знакомы, комиссар истребительного полка, капитан Тимощук Иван Ильич. – Он протянул руку для рукопожатия. – Командира нет. Он сейчас на задании. Я вот его невольный заместитель. – Он покосился на перебинтованную руку.
Сержанты по очереди пожали руку и положили на сбитый из толстых досок стол свои документы: предписания, красноармейские книжки, справки.
– Так, сейчас идите в столовую, вас накормят. А потом – в землянку, выспитесь. Ну а завтра посмотрим, чего вы стоите.
Пилоты направились в столовую, которая оказалась просторной землянкой с одним длинным общим столом. Улыбчивая повариха, тетя Глаша, как ее тут называли, накормила вновь прибывших вкусным украинским борщом, а на второе принесла большой казанок гречневой каши с тушенкой и, хоть им и не полагалось, «наркомовские» сто грамм. Отощавших за время пребывания в тылу летчиков разморило, и они направились в землянку летного состава. По пути они свернули на летное поле. Там как раз заходила на посадку пара потрепанных в воздушном бою «яков». Ведущий самолет, волоча за собой неряшливый хвост копоти и дыма из поврежденного мотора, с ходу пошел на посадку. Летчик, не выпуская шасси, посадил израненную машину на брюхо. Ведомый сел нормально. Фонари на кабинах «яков» были сняты. Из головного самолета выпрыгнул на землю крепко сбитый, высокий пилот в гимнастерке и щегольском галифе, перетянутый ремнями подвесной системы парашюта. На его груди сверкало два ордена Красного Знамени. К нему