В полдень сделали привал для завтрака у глубокого оврага, проросшего кустарником. На дне оврага протекал измельчавший ручеек.
Перво-наперво бросились осваивать кусты. Оказалось, что у многих расстройство кишечника. Медикаментов, вяжущих и дезинфицирующих, у меня оставалось мало. Приготовил марганцовку и давал каждому по стакану.
К вечеру приехали в станицу Мариновка. Богатое казацкое село. Жили там зажиточно. Дома добротные, из кирпича и дерева. Сады, заборы. Мужчин почти не было. Женщины, старики, дети.
В станице стояла наша кухня с готовым обедом или ужином. Расположились на ночлег в машинах и домах. Некоторые организовали посиделки с молодухами и самогоном. Меня пригласил старшина Николаев. За столом уже сидела компания: наши воентехники, старшины и казачки. На столе стояли бутылки с самогоном. Разнообразная домашняя закуска и наши злосчастные консервы. Вокруг крутились дети. Женщины поделились своими заботами, тоской по ближним, которые где-то воевали, если еще были в живых. По-женски сочувствовали. Эти совершенно чужие и незнакомые люди стали чем-то близки нам. Они понимали, что фронт приближается к их станице. Спрашивали, как мы могли допустить врага до Дона? Где наша сила? Допустимо ли, чтобы он дошел до Волги? Это же конец всему. На что им решиться без мужиков? Некоторые в голос плакали. Что мы могли им ответить?
А самогон делал свое дело. Пили за победу. Люди размякли. Запели песни грустные, печальные, русские и украинские. Задержались за столом допоздна. Детей уже уложили спать. Опустошили чугун с вареной картошкой. Некоторые разобрались парочками, шептались, обнимались, добивались близости. Одна, а затем вторая пара встали из-за стола и ушли в другие комнаты или на сеновал.
Я был самым младшим среди всех. Другие имели семьи, профессию, житейский опыт. Как-то не вязалось в моем, должно быть, неопытном по молодости сознании, что после недавнего любования в эшелоне фотографиями своих жен, невест, близких и родных можно так быстро перестроиться, расплескать чувства... Близость ли фронта тому причиной? Или такими должны быть взрослые? Чем и как соразмерить свои поступки? Как мне поступить с соседкой по столу? Сколько боли и тоски в выражении ее лица, в словах о муже, в страхе за судьбу ребенка.
Я пожелал ей скорой встречи с мужем и ушел спать в кабину машины. Может, надо было остаться и утешить ее? Приняла бы она мое утешение? Решимости попытаться или настоять у меня не хватило. Даже на фоне самогона и примера более опытных товарищей. На следующий день на вопрос Николаева, как провел ночь, ответил: «Нормально!»
– Молодец, доктор, – услышал в ответ.
Что бы ни думали обо мне, я на этот раз остался доволен собой. Правда, не решился сказать, что продрог в кабине. С остальными товарищами к разговорам о прошедшей ночи не возвращались. Чего-то стеснялись друг друга.
Понедельник, 3 августа 1942 г. ДОРОГИ ВОЙНЫ.
Подняли всех рано. Только рассвело. Уже готова была солдатская каша, чай. Дальше этого фантазия