Вечером самолеты зачехляли. Брезентовые чехлы шнуровались, к концам шпагата привязывались бирки с мастикой, на них ставились печати. Охраняли самолеты специально присланные солдаты с малиновыми петлицами – машины были совершенно секретными. Но по штату в полку должно быть 65 штурмовиков, а пригнали только 17. Недостающие прилетели лишь во второй половине июня.
Теперь в окрестностях Богодухова с рассвета до темноты не смолкал рев мощных двигателей: командование спешило переучить всех летчиков полка. Но дело двигалось медленно: учебно-тренировочные самолеты с двойным управлением появлялись в частях значительно позже, чем боевые, и это сильно тормозило переучивание, – ради нескольких провозных полетов летчикам приходилось изучать еще и самолет Су-2.
Первые полеты проходили благополучно, но вот у кого-то отказал мотор. Летчик все же удачно посадил самолет, не поломав его, но вскоре произошла еще одна вынужденная посадка: не выпустилось шасси. Существовавшая тогда временная инструкция предписывала летчику в случае невыпуска перед посадкой шасси покидать самолет на парашюте. Опасались, что во время приземления с убранными колесами штурмовик перевернется (скапотирует) и при этом может возникнуть пожар, а из закрытой кабины в перевернутом положении летчику не выбраться.
Младшему лейтенанту Григорию Чухно шасси выпустить не удалось даже с помощью аварийной лебедки, но парашютом он все же не воспользовался, а посадил самолет на фюзеляж. Штурмовик прополз по пашне, как глиссер, подняв облако пыли. Ко всеобщему удивлению, самолет не перевернулся и повреждения при этом получил самые незначительные. При расследовании этого происшествия заводскими представителями предписание о покидании самолета в воздухе было отменено. Даже главный виновник вынужденной посадки, механик, забывший в гондоле шасси свой комбинезон, отделался лишь строгим внушением. Не окажись он на этот раз таким рассеянным, сколько бы безвозвратно погибло самолетов, покинутых летчиками!
В ходе войсковых испытаний на самолетах были выявлены дефекты, которые