Человек, не обратив на этот вопрос внимания, продолжил орать. И орал еще какое-то время, пока, судя по всему, не высказал миру все, что о нем думал.
Староста погоста был человеком мудрым, много повидавшим, да и просто образованным. В выкрикиваемых звуках он уловил знакомые слова…
– Католик, – уверенно сказал он. – Католик, это други. Молитва это у них такая есть. Как наша «Богородицо, дева радуйся». Только на старо-римском, сиречь – латыни. Ну, если католик – значит не поганый. Успокойтесь, не ордынец он.
До татаро – монгольского ига оставалось еще почти тридцать пять лет. Но об орде уже ходили нехорошие слухи. Где-то далеко на востоке силу они великую, говорят, набирают. Да и вообще, некоторые кочевники часто отрядами, а иногда и целыми племенами, бродили по Руси, изредка доходя даже до Новгородских владений. Темучжин-хан к ним никакого отношения не имеет, да и не половцы они. Просто залетные кочевники. Дикие.
Крестоносцев же новгородцы не боялись. Шведское войско вторгнется на Русь через сорок лет, а пока ни о какой межгосударственной напряженности и речи нет.
Селяне слегка успокоились. Но все равно удивленно рассматривали пушистого человека и вполголоса переговаривались. Нельзя мешать молитве, пусть даже такой чудной.
– Ты это… Федотка. Сгоняй шустро до бабы Фроси, возьми у нее портки какие, рубаху… Лапти там. Не гоже взрослому человеку голым задом светить, аки мальцу какому. Давай, бегом!
– Правильно, староста, правильно… Разбазаривай общинное имущество…
– А ну, цыц!
– Че он голосит, как оглашенный?
– Может юродивый?
– Да без штанов. Потому и орет. Штаны у бога просит.
– Дык ему ж щас принесут.
– Видать выпросил ужо…
– Не, просто принято у них так… Собираются на площади, и давай хором орати… Думают, боженька их так скорее услышит.
– Ой, а может и нам так попробовать? А то, вишь, коса сломалась, корова заболела… Я молюсь-молюсь, не помогает.
– Точно, из-за них корова твоя все еще и не выздоровела. Господь, небось, уши затыкает, когда они вместе вот так молятся…
– Да не так все…
– Как не так, когда вот он? Вишь, заливается… Не спроста ведь.
– А почему не понятно ничего?
– Дык сказали тебе – латынь энто. Язык древний. На нем в раю разговаривают.
– Так я шо, када помру – придется новый язык учить? Вернее – древний?
– Тебе не придется. Ты вон, Дашку обрюхатил и не сознаешься. За такое одна дорога – в пекло.
– Не я то был! Не я! Ну, скорее всего… Она сама, наверное.
– Да тьфу на тебя, скажешь тоже…
– Много нас у нее было. По очереди, че уставились? Че эт сразу я то?
– А кто? У тебя детей вон, осемнадцать штук. Видно, плодовитый. На кого ж еще думать? На Алешку шоль? Так у него и усы еще не выросли…
– Зато елда выросла…
– Тихо… Замолк он вроде.
Константин закончил песнопение