Дольмен. Вероника Кунгурцева

ноги, в отличие от рук, не слушались. Она набрала воздуху, который показался ей необычайно вкусным, и попыталась пошевелить пальцами ног и рук: шевелятся… точно отряд гусениц. Осторожно откинув одеяло этой чужой рукой, она увидела… Это было совсем голое, тощее, безгрудое тельце, очень юное и опять совсем чужое. Она застонала. Да что же это такое, мерзавцы, что они с ней сделали! Она медленно поднялась и встала на эти лживые ноги с выпиравшими коленками – кажется, держат, – и пошла этими подставными ногами к зеркалу, семь крохотных шажков. Ступни были маленькие и очень узкие, на пальцах шагающих ног – бледно-розовые ноготки. Наткнувшись на стену, она подняла глаза и хотела закричать, но не смогла, чужой крик застрял в горле: из зеркала на нее глядела тощая некрасивая девчонка среднего школьного возраста.

      Второй раз она очнулась на полу и переползла на кровать, поскорее закинувшись одеялом. Она вся дрожала. Ей казалось, она сошла с ума. Может, это психушка? Она с подозрением взглянула на закрытую облупившуюся дверь. Нет, это не дверь дурки, это дверь на улицу, а она лежит на кровати в комнате бабушки Медеи. Никаких санитаров тут нет и в помине. Надо взять себя в руки. Да, и саму себя покачать… Она засмеялась – и не узнала своего смеха. Помолчав, она позвала себя: «Ле-на», – голос опять был не ее, детский, тонюсенький голосочек. Она заплакала. Она уже все поняла: конечно, это была она, Елена, только навсегда забытая, какие-то обрывки воспоминаний всплывали об этой школьнице, которая, оказывается, преспокойно жила внутри нее все ее взрослое время, как предпоследняя из семи матрешек. Сколько же ей теперь лет? Поди-ка узнай! Лет десять – одиннадцать? Или все двенадцать? Господи, что же теперь делать, как теперь жи-ить?! Она постаралась остановить истерику. Так вот как пропала бабушка Медея в 37-м году! Ее просто никто не узнал – до того она помолодела! Ай да бабушка, какую свинью ей подложила! Хотя, конечно, она сама во всем виновата, бабушка-то старалась: хотела сжечь книгу, сама она выудила ее из печки. Дура-дура, на что она теперь жить будет, как пенсию получать, кто же ее пенсию выдаст такой ссыкухе! Вот и все: проработала всю жизнь, думала, хоть на старости лет отдохнет, а теперь, выходит, опять работай! Да не работать ей придется, а учиться! Учиться, учиться и учиться, как завещал великий Ленин и как учила когда-то коммунистическая партия. Да нет: в школу ее не примут – документов-то у нее нет, паспорт не годится, свидетельство о рождении… тоже, разве подделать свидетельство: исправить цифры? Надо будет попробовать. Но ведь нынешние свидетельства совсем другого вида бывают! Сколько у нее денег-то осталось? С собой рублей сто да дома тысяча – вот и все денежки, все в этот «котел омоложения» вбухала.

      Тут Елена задумалась про другое: она никак не могла вспомнить, как очутилась в доме. Кажется, в ванне она потеряла сознание. Как только не утонула! Елена помнила, что выскочила из ванны как ошпаренная – и на этом всё обрывалось. Может, она перевалилась через край, упала на землю и в забытьи доползла до дому? По-прежнему не приходя в сознание? Хотя, чего ради искать разгадку такой ерунды,