– Я знаю, что меня ждёт: мавзолей из золотых свитков под названием Кристалл-Холл и позолоченная мумия – ты.
Я обычно резка с людьми. Почему? Потому что людям только дай повод, они сразу же начнут доставать навязчивым дружелюбием. Нужно успеть выставить свои колючки до того, как тебя достанут щенячьими восторгами и щенячьей же преданностью.
Но к Синтии мои обычные мотивы были не применимы. Она на дружелюбного щенка уж точно не походила.
– Редкостное и похвальное равнодушие, – усмехнулась она, лихо сворачивая с главной дороги. – Что тому причиной?
– Право голоса. Раз я его не имею, то мне плевать, с какой целью и куда меня везут.
– Серьёзно? Тебе плевать, даже если я скормлю твою шикарную тушку ручным крокодильчикам?
– Сильно сомневаюсь, что вашим домашним крокодильчикам я окажусь по зубам. Я бы на вашем месте так ими не рисковала.
– Ты недооцениваешь моих крокодильчиков. У них острые зубки.
– Тем досадней будет их потерять.
Синтия рассмеялась высоким, мелодичным, холодным смехом. Он раскатился по салону машины мелкими снежными кристалликами.
Я всерьёз поверила в то, что смех бывает острым. Теперь, когда я слышала госпожу Элленджайт, я знаю – он таким бывает.
– Я не потерять хочу, а кое-что обрести. Именно для этого мне и потребуется твоя помощь, Сандра. Как насчёт того, чтобы поработать наживкой? Ах, да, ты же уже озвучила твоё отношение к отсутствию выбора и тут я склонна с тобой согласиться: отвратительно, когда кто-то что-то решает за тебя. И уж совсем омерзительно, когда решают все. Но что поделать? Жизнь так устроена! Я готова поставить памятник человеку, в решающий момент выбравшему интересы ближнего своего, а не свои собственные. Но я прожила туеву кучу лет и – увы! – но нет. Человек всегда выбирает самого себя. Всегда своя рубашка ближе к телу. Однако тебе никто не запрещает отстаивать свои интересы.
– У меня в ваших играх интереса нет.
Кстати, человек не всегда выбирает самого себя и свои собственные интересы ставит выше других, но каждый живёт в той реальности, в которую верит. Я с Синтией спорить не собиралась.
Глаза её удивлённо распахнулись:
– Тебе действительно всё равно?
Её это удивляло?
Ну, конечно. У нас такие разные жизни. Она принцесса белых холмов – я принцесса подворотен. Я не могу представить жизнь на белых подушках, когда мир вращается вокруг твоего наманикюренного пальца, а ей не дано вообразить, какого это, быть самой большой крысой в крысятнике, ежесекундно выгрызая своё право на жизнь.
У меня на глазах убивали, насиловали, торговали людьми, попирая самое святое. Среди моего окружения то, что людьми возносится в ранг абсолютных ценностей – жизнь, неприкосновенность человеческой личности, любовь к семье, – всё это втаптывалось в грязь, не стоило ничего.
А чувства, настоящие, истинные, искренние – они были хуже всего.
Мой брат любил меня. Моего брата, Энджела, того, которого знала лишь я, не стало.