Первый порыв мой был – уйти. Все эти месяцы я хранил в шкатулке памяти ту случайную встречу, которая, как это обычно и бывает, со временем успела подернуться романтическим флером; теперь же я вдруг испугался, что очарованные воспоминания мои будут разбиты действительностью. Ее спокойный голос, смелый взгляд, ее тонкие черты и речи, загадочные, как темные речные воды – все это не раз воображал я во время моего странствия; однако же я и думать не мог, что так скоро повстречаюсь с ней вновь. Тень моя, длинная и узкая, как кинжал, упала на ворота конюшни. Девушка обернулась; на ней было все то же черное платье, которое она носила на Сицилии. Некоторое время она молчала, верно, всматриваясь в темноту, из которой я пришел; длинные ее пальцы сжали у шеи красный шарф. Затем она окликнула меня, так спокойно, словно мы только вчера расстались:
– Синьор!
С поклоном я подошел ближе. Дыхание мое смешалось, и я напрасно старался выглядеть спокойным. Она же, как и тогда, протянула мне руку и улыбнулась; я не мог понять, что скрывалось за ее улыбкой.
– Я не надеялся, что увижу вас вновь, синьора, – сказал я, наклоняясь для поцелуя. – Вы теперь еще прекраснее; впрочем, простите меня за эту вольность, мы почти не знакомы.
– Пустое, – отвечала она все с той же улыбкой. – Благодарю. Не думала, что встречу вас здесь; зимой север этой страны и вполовину не так живописен.
– Боюсь, теперь я путешествую не для удовольствия; вы ведь, вероятно, наслышаны о событиях в Мессине.
Она как-то странно поглядела на меня; взгляд ее стал далеким, словно она прозревала какую-то тайну, скрытую от глаз прочих людей.
– Да, я слышала о Мессине, – медленно сказала она. – Вот что принудило вас уехать, синьор?
– А вы сами разве не бежите этой напасти?
– Мне нет нужды бежать.
Игра в загадки порядком утомила меня; ее слова таили в себе бездну смыслов, мне недоступных. Некоторое время мы стояли на январском ветру, не говоря ни слова. Моя прелестная знакомица накинула свой красный шарф на плечи от ночной прохлады; он струился с них, как пара кровавых крыл.
Ворота конюшни заскрипели: конюх, дюжий малый, вывел на двор роскошную белую кобылу; пар от ее ноздрей облачками улетал в бархатное небо. Она перебирала ногами, словно в танце.
Я кивнул в сторону благородного животного:
– Это ваша?
– Что ж, если так? – собеседница моя подошла к кобыле и взяла ее под уздцы. Конюх, верно, ждал награды за свою работу, но она лишь дотронулась до его плеча и тихим голосом что-то сказала; отпрянув, тот поспешно скрылся.
Мне не хотелось, чтобы она уезжала так скоро; пожалуй, чересчур поспешно я выпалил:
– Если это ваша лошадь, то она хороша; пожалуй, в самый раз для путешественника… или путешественницы как вы, синьора.
Она