– Угу, – протянула я, не разделяя его веселья. Из головы всё никак не выходил Тимур, перед которым я чувствовала вину и продолжала задаваться вопросами, на которые не имела ответа. А вдруг с ним что-то серьёзное? Вдруг ему нужна помощь? И это моя вина, я ведь Корсака туда привела.
– Что-то случилось? Ты какая-то потерянная, – спросил Матвей. Сперанский хорошо меня знает, и иногда слишком чутко ощущает изменения в моём настроении, стараясь тут же это исправить. Я молчала, не зная, что ответить, и это лишь подтвердило его домысел. – Я чего-то не знаю?
– Я бы сказала кого-то. О том, что Корсак в городе, меня предупредили, – скрывать это было уже бессмысленно, не понимаю, почему раньше об этом умолчала. Забыла, или не хотела сдавать Тимура, не разобравшись на чьей он стороне, если таковые существуют.
Я замолчала, Матвей тоже молчал.
– Ну и кто? – спросил он секундой позже, и в его голосе уже не было веселья. Он с интересом и некоторым напряжением ждал моего ответа.
– Тимур, – быстро ответила я. Между нами повисла непонятная тяжёлая пауза. – Он написал мне записку, а потом мы с ним встретились.
– Почему ты не рассказала об этом раньше? – резко спросил Матвей.
– К слову не пришлось, – быстро отмахнулась я, сама, не зная точного ответа, но чувство вины стало еще больше гложить меня, и мне пришлось признать очевидное – свою вину. – Но дело не совсем в этом. Ночью Тим был в клубе. Я не уверена, но кажется, Корсак его похитил. Мне звонил Дима и спрашивал про него, надеялся, что я знаю, где Тим. Потом я уже сама позвонила Тимуру, но не ответил, и я оставила голосовое сообщение в надежде, что он перезвонит. Чёрт, я очень надеялась, что этот засранец поднимет трубку и просто наорёт на меня, типа зачем его разбудила или что-то в этом духе. Но я почему-то чувствую, что ответного звонка не будет.
– И ты думаешь, что это твоя вина? – как я и говорила, Матвей слишком хорошо меня знает. В некоторых ситуациях, подобной этой с Тимуром, он может с точностью предсказать мои действия. Я не считаю это своей слабостью, для меня это уверенность и проявление силы, а не предсказуемость. – Не нервничай, я не собираюсь тебя переубеждать, прекрасно знаю, что это не поможет. Поэтому просто спрошу, что ты собираешься делать?
В моей голове пока не было чёткого плана, так как я пока не очень хорошо знала ситуацию и была плохо ознакомлена со сложившимся положением, но в голове всплывали некоторые подробности, и некое подобие плана по спасению горе одногруппника уже медленно выстраивалось в моей голове.
– Утром, когда я пыталась оторваться от погони, они предприняли попытку меня усыпить, – начала я размышлять вслух, веря, что от этого эффект будет выше, нежели от немого монолога в моей голове. – Я почти уснула и забыла про все, но вовремя