Дикобраз подождал, пока вся эта катавасия не выплеснется на перрон, увернулся от бабки, катившей скрипучую тележку с огромной клеёнчатой сумкой, и вошёл в вагон.
Пятачок перед межвагонными дверями был пуст. Всё угловое сиденье занимала грязная куча тряпья, воняющая как привокзальный сортир, в котором несколько дней подряд шла большая пьянка. Если приглядеться, в куче можно было разглядеть некое подобие человеческих черт. Вон там грязная вязаная шапка, а вон то огромный лишай на полщеки. В сторону дверей из кучи торчали заскорузлые, в тёмных пятнах, сальные штаны невнятного цвета. Продолжались они опорками из тряпья и полиэтилена.
Из-под кучи натекла большая тёмная лужа. В луже валялась банка из-под селёдки и окурок. Рядом весело перезвякивались недопитая бутылка газировки и аптечного вида пузырёк с красными ягодами на этикетке.
Народ брезгливо морщил носы и старался протиснуться в другой конец вагона. Кое-кто демонстративно прижимал платки к лицу. От застоявшейся вони резало глаза.
Дикобраз сел напротив кучи. Нет худа без добра. В кои-то веки можно почувствовать себя королём метро, вольготно развалившись на персональной лавке. Такой кайф можно словить только в ночных поездах, да и то не на всех ветках. А тут такой подарок! Куда-то проталкиваться смысла нет: даже если пробьёшься, вонь достанет и там, а любой заразе, умеющей распространяться воздушно-капельным путём не проблема пролететь лишние пару метров. Так что будем наслаждаться. Запах не ахти, но нюхали и похуже. Дикобраз засунул руки поглубже в карманы, спрятал нос в воротник, облокотился о поручень (на который не облокачивалась ничья жопа, спасибо куче за нашу счастливую поездку) и сделал музыку погромче. Рекламки на противоположной стене обещали баснословно дешёвые кредиты, манили непристойно низкими ценами на недвижимость, сообщали о местонахождении ближайших салонов элитных иномарок. Куча пошевелилась, из её недр на пол мягко плюхнулся целлофановый пакет с чем-то вязким и мягким.
Похоже, вонь добралась и до проводки. В вагоне царила полутьма, лампа над головой Дикобраза часто моргала, жалуясь морзянкой на свою тяжёлую судьбу. Раз темнота – друг молодёжи, значит полутьма – подруга всех людей около тридцати. Полумолодёжи с псевдожизнью, недомозгом, как-бы-целями.
Куча на противоположном сидении время от времени меняла конфигурацию, выдавая в окружающее пространство новую порцию неповторимого амбре. Морзянка становилась то ярче, то тусклее.
Дикобраз застегнул молнии на рукавах косухи. За окном стены тоннеля, тёмные, все в проводах, иногда прерывались провалами технических лазов. Что там, в этих норах? Гигантские крысы,