– Здорово!
Она просияла.
– Правда? Вам нравится?
– Очень! Честное слово! Спасибо. – Я наклонился и быстро поцеловал ее в уголок рта.
Она сделала страшные глаза и показала взглядом на дверь.
Это вошло в обиход: я украдкой целовал ее, а она всякий раз делала испуганные глаза. А однажды я специально ее не поцеловал, и она, верно, не могла понять, что же стало тому причиной, и весь день беспокойно взглядывала на меня. Но дальше поцелуев дело не шло: мешало, что она наша прислуга, да и кто-нибудь постоянно был дома.
Через неделю вернулся из Москвы Петька, сильно загорелый, важный, будто его надули воздухом, и загадочный. Первое, что он сказал, едва мы встретились:
– Вот что, Ива, на время войны я меняю свое отношение к Государю. Впредь я не оцениваю плохой он или хороший Государь. Я смотрю на него как на Андреевский флаг. Андреевский флаг не может быть плохим или хорошим. Это символ морской России. Есть флаг – есть Российский флот. Есть государь – есть Российское госудрство.
«Не иначе как для меня речугу продумал», – мысленно усмехнулся я.
– Так что в этом отношении, Ива, у нас нет больше противоречий.
– До конца войны?
– До конца войны.
– А когда, ты думаешь, она кончится?
– Не раньше чем нас произведут в мичмана. Еще успеем повоевать.
– Дед тоже самое сказал, – улыбнулся я.
– Умен! Передал от меня поклон?
– Другой дед, ты с ним не знаком.
– А-а. Тоже умен. Ну, как отдыхал?
Что-то в его тоне, в его манере появилось неуловимое: не высокомерие, нет, а снисходительность, что ли, с какой, допустим, некоторые гардемарины говорят с кадетами. Это было смешно, хотя слегка задевало, но осаживать я не стал, пусть себе.
– Здорово! Ходили с дедом в шхеры, раз в косяк попали, так селедки сами в баркас запрыгивали. Я боялся, как бы баркас не потопили. А ты как?
– Я-то… – ухмыльнулся он, помялся, видно решая говорить, нет, – и вдруг разом с него слетело. – Слушай, Ива, не знаю, право, как быть…
– А что?
– Понимаешь, – заговорил он, волнуясь, – у меня там была связь с одной, ну…
– Где, в имении?
– Ну да, в деревне. Глашей зовут. Кра-а-сивая! Я такой ни в одной фильме не видал.
– Красивей Асты Нильсен?
– Ни в какое сравнение! Смотришь на нее – дух захватывает. И она в меня влюбилась. Даже не влюбилась, а полюбила меня, Андрюха, всем сердцем полюбила, веришь? А я поступил как подлец, как…
– Девка, забрюхатила?
– Не девка – молодуха, на пасху только выдали. Вернее, продали…
– Это каким же образом? – изумился я. – Добро б в Бухаре…
– За долги. – Он шумно вздохнул и принялся рассказывать.
Отец Глаши задолжал кузнецу. Тот ему прощал, только расписки брал. А зимой