Некоторым образом отношения Кранцева с женой повторяли его отношения с Системой: притворяться, делать вид, что согласен, но не предавать, бежать от реальности, фантазировать, мысленно эмигрировать, но не вступать в борьбу. Со временем он даже придумал для себя удобную формулировку: «Зов плоти неодолим и естественен, уклоняться от него глупо и вредно, это физиологическая потребность человека, чтобы оставаться в психологическом равновесии». Следовательно, его редкие внебрачные эскапады могли трактоваться не как «измена чистой любви» к жене, а лишь как «слабость плоти, но не духа», раз при этом не затрагивалось сердце, что изредка, ненадолго, но все же случалось.
Увы, лишь намного позже Кранцеву суждено было обнаружить буйную чувственность своей «странной», полной противоречий спутницы. Дело в том, что в первые годы совместной жизни неопытный Тёма просто не понимал, что нужно жене для полного счастья и почему оно дается так сложно, таким усилием, когда другие сговорчивые подруги сотрясались и повизгивали уже через пару минут прямого воздействия. Но мужу такой медали Света не давала, и оттого ему всегда казалось, что его жена испытывает наслаждение только от стирки пеленок, варки супа, уборки комнаты и других домашних дел, но не с ним. Он не раз замечал долгие, жадные взгляды, бросаемые другими мужчинами на пышные формы жены, и всегда видел, что это приводило ее в волнение. У нее розовели щеки и учащалось дыхание. Нет, не глупую ревность испытывал тогда бедный Артем, зная, что если однажды подруга решит вам изменить, то она может сделать это с кем угодно, в любой момент и в любом месте, не исключая лифта. И вот когда он представлял себе, как делит жену с кем-то еще и она стонет от наслаждения, дыхание учащалось и щеки краснели уже у него самого. Тогда ему еще в голову не могло прийти, что в их совместном путешествии по жизни появится некий Борис.
Последние кадры марсельского фильма – Старый порт, пляж Прадо, пестрый собор Нотр-Дам-де-ла-Гард на высоком холме – ускоренно прокручиваются в голове Кранцева, когда потрепанный пикап генконсульства, послушно сопя в руках Михалыча, несет их по безукоризненно гладкой автомагистрали на север, к Парижу. Сухой свежий ветер с плато Систерон задувает в приоткрытое окно, освежая лицо и мысли. Этот ветерок куда ароматней и культурней, что ли, потому бодрит, а не бередит душу, как родные, но