Обложка журнала «Аполлон», 1916 г.
Для описания детства и отрочества художника передаем слово самому Василию Ивановичу. Он весь январь 1913 года рассказывал об этом Максимилиану Александровичу Волошину (Карпенко-Волошин), поэту, художнику и художественному критику которому И. Э. Грабарь, редактор серии книг о художниках в издательстве Кнебеля, заказал книгу о В. И. Сурикове.
Волошин в своих первых публикациях в журнале «Аполлон» в 1916 году после смерти художника, подчеркивал, что «во время рассказов Василия Ивановича я тут же делал себе заметки, а вернувшись домой, в тот же вечер восстанавливал весь разговор в наивозможной полноте, стараясь передать не только смысл, но и форму выражения, особенности речи, удержать подлинные слова».
В Сибири народ другой, чем в России: вольный, смелый, – рассказывал он, – Я край то какой у нас. Сибирь западная – плоская, а за Енисеем у нас уже горы начинаются: к югу тайга, а к северу холмы, глинистые – розово-красные. И Красноярск – отсюда имя; про нас говорят: Краснояры сердцем яры.
Горы у нас целиком из драгоценных камней – порфир и яшма. Енисей чистый, холодный, быстрый. Бросишь в воду полено, а его Бог весть уже куда унесло. Мальчиками мы, купаясь, чего только не делали. И под плоты ныряли: нырнешь, а тебя водой внизу несет. Помню, раз вынырнул раньше времени: под балками меня волочило. Балки скользкие, несло быстро, только небо в щели мелькало – синее. Однако вынесло. А на Каче – она под Красноярском с Енисеем сливается – плотины были. Так мы оттуда – аршин шесть-семь высоты – по водопаду вниз ныряли. Нырнешь, а тебя вместе с пеной до дна несет – бело все в глазах. И надо на дне в кулак песку захватить, чтобы показать; песок чистый, желтый. А потом с водой на поверхность вынести.
А на Енисее острова – Татышев и Атаманский. Этот по деду назвали. И кладбище над Енисеем с могилой дедовой, красивую ему купец могилу сделал. (Александру Степановичу Сурикову. О нем см. выше.)
Портрет Прасковьи Федоровны Суриковой
«Эта неудержимая и буйная кровь, не потерявшая своего казацкого хмеля со времен Ермака, текла в жилах Василия Ивановича. Она была наследием отцовской стороны. Со стороны же матери было глубокое и ясное затишье успокоенного семейного уклада старой Руси», – продолжал М. А. Волошин.
Дом Суриковых в Красноярске.
Акварель В. И. Сурикова
Первое, что у меня в памяти осталось, – рассказывал он, – это наши поездки зимой в Торгошинскую станицу. Мать моя из Торгошиных была. А Торгошины были торговыми казаками – извоз держали, чай с китайской границы возили от Иркутска до Томска, но торговлей не занимались. Жили по ту сторону Енисея – перед тайгой. Старики неделеные жили. Семья была богатая. Старый дом помню. Двор мощеный был. У нас тесаными бревнами дворы мостят. И иконы старые, и костюмы. Самый воздух казался старинным. Сестры мои двоюродные – девушки, совсем такие, как в былинах поется про двенадцать сестер. В девушках была красота особенная: древняя, русская. Сами крепкие, сильные. Волосы