Позже мне объяснили, что у меня случился абсолютно нормальный очередной гормональный взрыв, которым объясняется появление вторых детей у большинства женщин (не случайно обычная разница между старшим и младшим – от трех до пяти лет).
Девочкам, когда я забеременела, было два года восемь месяцев. Они были шустрые, избалованные, домашние умненькие дети, которые постоянно, как и положено близнецам, конкурируют друг с другом за все: от любви многочисленных родственников до драного шнурочка, который мог и может вызвать двойную истерику на полчаса. Мы тогда спали все вместе – в огромной, надставленной тремя досками икейской кровати, и перед сном у нас был и есть традиционный час вечернего бешенства. Девочки скакали по кровати, визжали, смеялись и прыгали на нас. Мы с Илюшей знали, что это плохо и неправильно, но в девчонках в этот момент было так много брызжущего детского счастья, что не хотелось это прекращать ради какого-то абстрактного «режима».
Девочкам мы о моей беременности сказали в тот же день, когда сами узнали. После первого же прыжка Лиды или Маши на мой живот вечером перед сном – с перепугу объяснили все попроще: что у мамы в животе растет детеныш, поэтому прыгать теперь на маму – нельзя. Нам пришлось повторить это раз 158, пока девочки запомнили и поняли, чего нельзя и почему нельзя, зато мы избежали легенд об аисте, магазине и капусте, и Маша с Лидой теперь более или менее адекватно представляли себе, откуда берутся дети – из маминого живота. Как они попадают в мамин живот, мы пока не рассказывали.
Единственной проблемой во время второй беременности стало то, что я начала мгновенно уставать. То есть еще минуту назад я была в порядке, а сейчас – как будто из сети выключили. Хорошо, когда этот момент приходился на часы работы няни – тогда я быстро уходила в свободную комнату и засыпала. Но если няни к моменту моего «отключения» уже не было, приходилось тяжело, потому что неподъемным становилось любое дело: даже просмотр мультиков с девочками (и звук у телевизора слишком громкий, и сюжет тупой, и вообще оставьте меня в покое!!!).
Девочки в мои обстоятельства не входили и входить не желали. Они требовали того, к чему привыкли: внимания, одобрения и обычного попустительства с моей стороны. Ведь так было, пока я работала: я успевала настолько соскучиться по детям за день в редакции или за компьютером, что ни о каких наказаниях с моей стороны просто не могло быть и речи. Когда же, забеременев во второй раз, я уволилась и села дома, ситуация изменилась, к огромному неудовольствию детей и моему: кому же охота превращаться из доброй феи в строгого полицейского! А я становилась не просто строгой – свирепой. В ответ девочки начали ныть. Не «начинали», а именно «начали», то есть это стало не разовым явлением, а вошло в привычку. Спасение от этого у меня было и есть только одно: бросить все и заняться исключительно детьми – рисовать, читать, гулять, песни петь, что угодно делать, но – быть с ними, не отвлекаясь ни на секунду. Тогда нытье сразу прекращается.
Страшно мне стало за эту беременность дважды. Первый раз, когда узистка на тринадцатой