– Типичные мысли, – наконец «включился» Эмиль. – У меня в первый раз так тоже было. Пройдет потом.
– Я утром поэтому из дома и вылетел, чтобы с Мариной не объясняться.
– Никита, это здорово! – с воодушевлением «проснулся» и Коростылев. Но у меня создалось ощущение, что у Коростылева все было здорово: появление ребенка, неудачный опыт в лаборатории, утренний чай, неожиданный гость. Казалось, что Коростылев просто по-другому не умеет реагировать на внешние события. – Продолжение! Что может быть лучше?
– Конец, – мрачно закончил я и пожалел о том, что рассказал. Все-таки некоторые размышления нужно оставлять при себе, чтобы не выглядеть «нечеловеком» в глазах людей.
– Родители обрадуются внуку или внучке, – радостно продолжил Коростылев.
– У меня, – я стал поспешно убирать со стола. – Нет родителей.
– Давно? – академик как будто обрадовался.
– Давно, – буркнул я. – Будто ты, Коростылев, не знаешь, что я один? Или у тебя склероз?
– А другие родственники остались? – живо поинтересовался Коростылев. – Сестра, брат? Дядя? Тетя?
– Нет! – я собрал кружки со стола и понес их в раковину. Включил воду и стал интенсивно тереть их тряпкой. – Что ты ко мне пристал?!
– Ничего, – сказал Эмиль. – Он себе сам теперь родственников наделает.
Коростылев откашлялся, взглянул на наручные часы и, поблагодарив за угощение, ушел.
Эмиль настороженно взглянул на меня.
– Родители обрадуются!!! – повысил я голос. – Можно подумать, что все родители детям радуются!
Эмиль настороженно взглянул на меня. Я заткнулся. Вода шумела в раковине и брызгала на пол, а Эмиль переместился к печатной машинке.
– Ты все очень ожесточенно воспринимаешь, – крикнул он мне. – По-моему, Коростылев не сказал ничего такого, чем можно было бы задеть или обидеть. Стандартные фразы.
– По-твоему?! Вот в этом вся загвоздка! Каждый думает по-своему и уверен, что и остальные должны так думать. Или воспринимать мир!
– Остынь ты, – отмахнулся Эмиль. – Нервный какой.
– Зато ты спокойный. У тебя работу из-под носа увели!!!
– Ничего у меня не уводили, – возразил Эмиль. – Пять неудачных попыток. Я решил сам свернуть этот опыт.
«Неудачных?!», – я ошарашенно уставился на него. Буквально вчера Эмиль говорил противоположные вещи.
Ровный стук клавиш будто отсчитывал секунды часового механизма готовящейся ко взрыву бомбы. Ощущение, что мое сердце с каждым звуком, колеблется как маятник все с большей и большей амплитудой: прошлое-настоящее, настоящее-прошлое, и, набрав ускорение, скоро вылетит за пределы системы.
Открыв форточку, я закурил. А затем, чтобы приглушить неосознанную тревогу, я принялся разбирать столы вдоль окна. Эмиль продолжал печатать, делая временами пометки в своем блокноте.
– Эмиль! – не выдержал я к обеду.
– А? –