– А у тебя, …какой был отец?
Канни опустил голову:
– Я не помню своего отца. Мать помню, а отца нет.
– Мать тебя воспитывала одна?
– Н-нет, – чуть помедлив, ответил он, подбирая подходящую версию, более-менее соответствующую его воспоминаниям. – Я воспитывался в интернате.
– А, понятно.
Какое-то время они ехали молча.
Канни думал о том, что, как бы там ни сложилось его будущее, ему будет что вспомнить. И даже если у него ничего не получится с Сюзи, эти дни скорее всего останутся самыми лучшими из всего, что он переживал в своей жизни.
Он посмотрел на неё и залюбовался ею, подумав, что она красивее всех, кого он когда-либо видел. Она ему кого-то напоминала, но он никак не мог вспомнить, кого.
– А о чем ты сейчас думаешь? – спросила она.
– Честно?
– Конечно, честно. А как же ещё?
Почему-то он просто не мог, не хотел ей лгать, поэтому, несмотря на то, что кровь хлынула ему в лицо, он сказал, как есть:
– Думаю, что ты потрясающе красивая женщина. Думаю, что никогда в жизни я не встречал такой красоты. Думаю, что, даже если у нас с тобой ничего не получится, все равно это время, проведённое с тобой, самое лучшее в моей жизни.
Она посмотрела на него, как обычно, заглянув ему в самую душу и, ничего не ответив, отвернулась, чтобы смотреть на дорогу, но Канни увидел, как по её щеке течёт слеза.
Видимо, ей потребовалось время, чтобы справиться со своими чувствами. Он не мешал ей, а просто смотрел и смотрел на её правильный и смелый профиль, насыщая свой взор её красотой.
Сколько это длилось, было непонятно, потому что ощущение времени остановилось, но в какой-то момент Сюзи все же спросила:
– А ты на самом деле хотел бы, чтобы у нас с тобой получилось?
– Да, конечно! – ответил он настолько порывисто и эмоционально, что она ничуть не усомнилась в его искренности, и спросила:
– Тогда, что тебе мешает?
Он не смог ответить сразу, потому что не был готов к такому вопросу и задумался, а что на самом деле ему мешает? Прокручивая в голове все, что с ним произошло за последние несколько дней, он понял, что скорее всего ему мешает неясность его ситуации, понимание, что он на данный момент не свободен, и что за свою свободу ему нужно будет бороться, и он не знает, сможет ли он победить в этой борьбе. Но как ей все это рассказать? Он понимал, что, если он откроется ей, его тут же просто уберут. А могут убрать и её, как свидетеля. Если он попробует сейчас освободиться сам, его тоже, скорее всего, просто уберут, и он даже не знает, что может сделать с ним Алекс с помощью вживлённого в него микрочипа.
Он чувствовал, что она ждёт ответа, а он не может ей его дать так, чтобы не солгать и при этом не открыть то, что он не имеет права открывать, и от этого ему стало мучительно больно и дискомфортно.
– Хочешь, но не можешь ответить, да?
Он молчал.
– Тебя что-то мучает? Я же чувствую. Мучает?
– Да.
– А