– Ну-ну, я не обижу тебя.
Языки пламени выпрямились, и брат провёл по ним пальцем, словно погладил. А потом обратился ко мне:
– Хочешь подержать?
– Н-нет, не очень, – я на всякий случай отстранился.
– Зря боишься. Огонь тебя не тронет. Ты ещё не осознал этого, но пожар в детдоме начался из-за тебя.
– Что?! – меня до глубины души возмутило это заявление. – Думаешь, я способен на поджог? Там были маленькие дети, которые могли…
– Разве я говорил про поджог? Я сказал, что пожар начался из-за тебя. Наши чувства, эмоции – это огонь. Я не приехал, и ты был расстроен – настолько, что твои чувства приобрели материальное выражение.
Я молчал, поражённый словами брата. Да, вечером перед пожаром я был ужасно зол на весь мир, я очень хотел, чтобы этого детдома не было на свете. Видимо, пока я бодрствовал, я как-то контролировал эмоции, но стоило мне уснуть – и они вырвались наружу. Пожар очень точно иллюстрировал моё тогдашнее состояние.
Правда, следующая догадка поразила меня ещё сильнее.
– Ты нарочно не приехал, чтобы я разозлился и спалил детдом? – выдал я, и огонь в руке брата заплясал и забился. – Ты не подумал о том, что я мог погибнуть?
– Во-первых, я не приехал в пятницу по другой причине, – Вовка не отрывал взгляд от пламени. – Во-вторых, я никогда бы не поставил под угрозу жизни других людей, хотя, не скрою, всё сложилось довольно удачно. Ну и в-третьих, огонь никогда не причинит тебе вреда. Запомни это.
– Всё это очень подозрительно, – мне приходилось говорить сквозь зубы, чтобы сдержать злость и обиду.
– Согласен, – Вовка вытянул губы трубочкой и вдохнул в себя пламя. – Если бы ты видел, как я реагировал поначалу! Я настолько сильно не хотел принимать правду, что чуть не пустил себе пулю в лоб. Представляешь, что осталось бы от моей головы, если бы я выстрелил в неё из «Стечкина»? Ничего! – Вовка рассмеялся и хлопнул меня по плечу. – Я совсем выбил тебя из колеи. Надо отвлечься.
Но отвлечься я так и не смог. Остаток вечера я просидел над шкатулкой, изучая золотые украшения. Мне хотелось найти хоть малюсенькую зацепку и разгадать секрет фокуса брата. Золото было настоящее: на всех изделиях стояла проба. Весило оно так, как и должно было весить. Никаких следов от ниток или проволок. Застёжку того браслета, что так неожиданно покинул мою руку, я тоже проверил раз на двадцать: чтобы расстегнуть её, необходимо было прикладывать механическое усилие.
Спать я лег в совершенном смятении. Мне все хотелось поймать Вовку на противоречии, ухватиться за какую-нибудь ниточку. Не знаю почему, но мне отчаянно хотелось доказать, что мама жива. Поверить в то, что она бесплотное говорящее облако, я, понятное дело, не мог. Но брат пока уверенно гнул свою линию, и мне нужно было затаиться и ждать момента, когда он потеряет