– Ты что, командир??? – Вытаращил от изумления глаза тот: – Всё же верно! Ну не могли же мы перед этим лохом, тоже лохами выглядеть?! Ну, виноват, – посмотрел он в сторону: – Но я же – как лучше хотел! Да и что такого? Самую же малость того, приукрасил!
– Значит так, – отпустив ремень, Благоволин расправил складки на куртке Чума: – Ещё раз повторится – верну на Землю. Через первый же Портал. Ясно?!
– Так точно!
– Ко всем относится, – капитан обвёл мрачным взглядом тут же сделавшую невинное лицо Досю и Маслова, непонимающе смотревшего на него: – Никакого вранья! Мы сюда за союзниками пришли, а врать с первой же встречи – не лучшая из идей. Всё. Тему считаю закрытой. – И, не дожидаясь их реакции, он первым шагнул внутрь.
– Ну… Чум! – Окинула его раздраженным взглядом девушка: – Вот опять – ты накосячил, а на орехи – всем! Пошёл внутрь, – подтолкнула она его к дверям: – И учти, теперь я за тобой следить буду!
Зал, в котором они оказались, прежде всего радовал путников приятной прохладой. Да и гадать, куда следовать дальше, было излишним. Стены плавно сужались, уподобляя помещение воронке, где роль горлышка играл неширокий проход, ведущий куда-то вглубь здания.
– Нам, наверное, туда? – Ещё раз обежав глазами пустые белые стены, двинулась от входной двери Дося.
– Ух ты! Сюда бегите! – Заглянув в следующую комнату, замахала она руками: – Тут прямо музей какой-то!
В отличие от зала при входе, открывшаяся их глазам анфилада, разделённых покатыми арками комнат, была отделана самым роскошным образом. Пол устилал глубокий серый ковёр, с потолка свешивались заключённые в золотую сеть ярко светящиеся шары, а стены покрывали фрески, сюжеты которых претендовали на руку, несомненно, очень талантливого художника.
– Так это же комикс! – Чум, не очень-то ценивший изобразительное искусство, уже успел пробежаться через несколько помещений и сейчас, вернувшись к товарищам, тыкал пальцем в сторону картин: – Тут прямо история какая-то изображена. Да пошли дальше, – потянул он за рукав Досю, любовавшуюся изображенной на первой фреске картиной галактики: – Пошли, там движуха начинается!
На второй, точно, как он и говорил, был изображен яркий луч, бивший сверху справа в детально выписанную спираль галактики. Выходя из размытого овала цвета морской волны, стрела света упиралась в один из средних рукавов нашей галактики. Присмотревшись, Маслов нашёл цель – то была небольшая звезда, которую художник выделил родным для материнской туманности цветом.
Третья фреска, несомненно, изображала как раз ту самую звезду – с сине-зелёного диска на зрителей смотрел по-доброму улыбающийся мужчина. Лучи, рассыпаемые светилом, изгибались, нарушая все законы физики, но зрителю было не до того – при взгляде на картину возникало чувство, что человек, чей лик занимал большую часть композиции, стремился