Все шестеро ушей прожужжала Царевна мужу, спать всю ночь не давала, только он все одно твердил, что не может ей блюдечка достать, потому как оно одно на всем белом свете.
Утром слуги, как Царевну узрели, вмиг попрятались, поняли, что им от такой зелени зеркало век не очистить. А она, как свое отражение увидела, так еще и волдырями покрылась от злости. Зеркала все перебила и у себя в покоях заперлась.
Змей ей и сапоги – скороходы, и скатерть – самобранку принес, а она только кричит не своим голосом, аж шея раздувается. Приводил муж к ней и свою давнюю приятельницу – Бабу – Ягу. Только и она ничего сделать не смогла. Царевна с каждым днем все зеленей и пупырчатей становилась. Постепенно разговаривать перестала, только шею раздувала и квакала. Так Царевна окончательно превратилась в лягушку.
Горыныч за женой ухаживал – мух, комаров приносил, корыто с водой поставил, каждый день с ней разговаривал. Но потом все реже и реже стал в её покои заглядывать. Мужчина он был молодой, в полном расцвете сил, всего триста лет недавно стукнуло. И присмотрел себе невесту – Царевну Несмеяну. Такая видно у него судьба была, не везло ему на невест. Но змей, как и все мы, надеялся на лучшее. Да и где же их, невест царских, наберешься? А лягушку он перед свадьбой отнес подальше, на болото. И еды полно, и жильем обеспечена.
Осталась Царевна – лягушка на болоте одна – одинешенька. Хотела было жалобно заквакать, но тут возле нее стрела упала, она ее подняла и стала рассматривать. Тогда-то и нашел ее Иван – царевич, но это уже совсем другая сказка…
Собачья жизнь
Родилась одна Собака. Вернее, сначала она не собака была, а щенок. Бегала, резвилась, грызла все подряд, ела, что дадут и что найдет. Но постепенно выяснилось, что бегать можно только на длину цепи, есть можно, что и сколько дадут, а, главное, делать нужно только то, что велят. Велели же, разное, скучное: лаять на кого нужно и то не взаправду, а, чтобы боялись; вилять хвостом ни в коем случае нельзя – узнают, что добрая. Самое нестерпимое – обнюхивать, кого нравится, НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕЛЬЗЯ!
Постепенно бегать, лаять, вилять хвостом понарошку наскучило, и Собака делала все эти, когда-то приятные, вещи только по необходимости. Хвостом виляла иногда – перед хозяевами; лаяла хорошо поставленным басом, не вставая с места, только если кто-то близко к хозяйскому добру подходил; брезгливо, неохотно обнюхивала породистого пса-медалиста, которого ей каждую весну приводили. От него у нее и дети были. Только были они с ней недолго. Через месяц-другой после рождения щенков увозили в престижную школу-питомник и больше Собака их никогда не видела. Словом, жизнь настала собачья. И от этой собачьей жизни выть хотелось по ночам, но было нельзя.
Давно,