Педвед в итоге остался доволен: жизнь на нейтралке оказалась тихой, покойной. Несмотря на редкость и кратковременность тесла-зацеплений, энергии ему хватало – поскольку расходовал её педобир крайне экономно, в основном на разогрев чайника. При ските он устроил огородик, с которого и кормился, пополняя нехватку белка охотой на одичавшую джигурду. Недавно на холм было настоящее нашествие диких осетров-сороконожек, которые обметали икрой все углы. Педобир набрал пять больших банок этого добра, засолил и теперь кушал с маргаринчиком.
– А почему к нахнахам не ушёл? – поинтересовался кот.
– Дочь твою Мать! – педобир почтительно коснулся лапами ушей, умудрившись при этом не уронить блюдечко. – Я б лучше печень гозмана приял утробно, чем с оными возжаться. Этой дефолтной скобейде место в биореакторе. Они никогда не отличались хорошими манерами, а в последнее время и вовсе страх потеряли.
Кот заинтересовался, попросил объяснений. Выяснилось, что за последние два месяца шерстяные, раньше не показывавшиеся годами, наведывались в избушку трижды. В предыдущий раз стащили патефон и две пластинки со святыми песнопениями, а в крайний свой визит даже вбросили тему про доляху малую, хотя дудолить служителей Дочки извека считалось западлом. Педобир их наглые требования выслушал, угостил патиссончиками и предложил для очищения души от недобрых помыслов вознести перед Лоном Дочери заветное песнопение о Чёрных Глазах. «Чёрные Глаза» они кое-как исполнили, ушли обозлённые и на прощание сказали, что, дескать, «нащ Тарзан саму Дощку-Матэрь скоро жэной сваей сдэлаэт, вах».
– Совсем дефолтнулись, – пробурчал Базилио. – Вообще-то такое наказуемо соборно.
– Мнится мне, неспроста это всё, – педобир покачал огромной головой. – Что-то за всей этой гнилой движухой кроется. Полагаю, оные обрели некую силу или, может быть, козырь. Я думаю, им удалось зацепиться за Монолит… Но всё это too old: мы заговорились, путник, а ты утомлён. Если хочешь, можешь остаться у меня на ночь. Я проведу ночь в молитвах и песнопениях.
– Благодарю, добрый