Магазин игрушек. Геннадий Головко

ли. Вроде обычный человек, а вроде и нет. И дело все в том, что был он мастером. Мастером мастерить игрушки. А игрушки его были – всем на загляденье! Как живые! Вот, кажется, сойдут они сейчас с полок и пойдут гулять по улицам – не отличишь от людей настоящих. Разве что, ростом. Все они были, в основном, из дерева, да из материалов разных подсобных – тряпок, жестяных банок, метелок, да щеток, рухляди разной. Мастер он был большой. Так и не мудрено – все в его роду были мастерами. И отец, и дед, и прадед, и прапрапрапрадед. И жили они, получается, в самом центре одного очччень большого города. То есть, конечно, в те времена это была слобода, окраина, а теперь, вишь – центр. Да и дом его был какой-то сказочный. Весь из дерева, в два этажа, на крыше – флюгер диковинный – не то петух, не то дракон золотой с черным, как смола, огромным клювом, из трубы вверх ногами торчал трубочист со щеткой, а над входом – древний герб города – грозный всадник с огромным сверкающим копьем вот-вот вонзит его в чудище заморское. Народу всегда у его дома – полным-полно! И свои, и туристы, и просто зеваки. Сам хозяин-то появлялся на людях редко – все работал. Да и не любил он похвальбы, да застолья. Скромный был. А всю, как говорится, пресс-работу, да торговлю брала на себя дочь его приемная – Аннушка. Девчушка еще училась в школе, но была уже самостоятельной, скромной, да работящей. Родители ее сгинули еще по ее малолетству, не помнила она их, а Иван возьми, да забери ее к себе – пожалел сиротку. Уж больно привязан он был к ее родичам, царствие им небесное! Сам-то Иван женат никогда не был. И не потому, что был стар или страшен – вовсе нет. Просто сторонился он женский род. Поговаривали, что была у него в молодости зазноба, да не простая она оказалась – ведьма. Околдовала она его, говорят, научила своему черному ремеслу, а потом бросила. Вот и стала ходить после этого про него молва не то, чтобы недобрая, но как-то осторожничал с ним народ, да и он больно близко никого не подпускал. Одну Аннушку и любил.

      Игрушки свои он продавал за гроши и не жалел. Говорил всегда, что главное – чтобы людям радость приносили. Вот так и жили они, не горевали, да и звезд с неба не хватали.

      И надо ж было в то время, чтоб на дом его глаз положил один купец-бизнесмен. Игнатом звали. Не давал ему покоя этот сказочный домик в центре, все он себя в нем видел – как сидит он посреди комнаты за круглым столом, да за огромным самоваром, со своим купеческим семейством – женой, бабой скверной да горластой, да детишками-плохишами, сопливыми, да противными. Все в отца родного. Пьют они чай из блюдечек золотых, да вприкуску с пряниками печатными заморскими. А вокруг него слуги крутятся, бегают, мелькают, угодить стараются. И сам он одет по-модному, по-заграничному, ярко да броско, аки петух гамбургский, все его уважают, да боятся, поскольку денег у него – великое множество. Вот это жизнь! Надоело ему уже жить в пригороде, да в квартирах многочисленных бетонных да кирпичных. А тут дерево, экология! Модно. Да и сколь уже веков, дому этому – и не сосчитать! Все обзавидуются. Вот и решил он этот дом у Ивана купить. Пришел он однажды к нему, весь такой важный да неприступный. Продай, говорит, свою халупу. А я тебе за нее денежек дам. Иван человеком был скромным, да вежливым. Вот, он ему вежливо и говорит:

      – Спасибо, мил человек, да только не продается этот дом. Здесь веками мои предки жили, вот и я хочу с Аннушкой, приемной дочкой моей, жить здесь до смерти, да и оставить его своим внукам.

      – Да знаешь ли ты, быдло деревенское, с кем говоришь? Да я тебя в порошок сотру, мокрого места не останется! Я ВСЕ могу купить! И тебя, и выкормыша твоего, и всю округу! – взревел Игнат

      – Ну, вот и покупай округу, только нас не трожь, – спокойно ответил Иван, развернулся, да и пошел прочь.

      Кровь хлынула к лицу Игната! Никто еще не осмеливался говорить с ним таким спокойным тоном, как с ровней, да еще и отказывать!

      – Ты даже не понимаешь, как быстро ты об этом пожалеешь! – прошипел он и выскочил из дома.

      Не много времени прошло, как слетелись к дому и юристы, и адвокаты, и люди какие-то важные в черных костюмах и очках. Полиция тоже не отстала. Да не для того, чтобы защитить простой люд от произвола, а дабы отобрать у Ивана последнее жилье его старинное. Затаскали его, бедного, по судам да следователям. Всем своим черным миром шили ему черное дело. И, таки, сшили! Не прошло и двух месяцев, как объявили ему официально, что сей особняк занимает он незаконно, и требуется ему в двухнедельный срок его покинуть. Игнат потирал руки, раздавая взятки чиновникам и готовясь обживать долгожданную покупку. Выжидал, как паук, нежась в своей липкой паутине.

      Что делать? Начал Иван собирать вещи свои, да распродавать игрушки, коих в доме было великое множество. Да не успел. От всех своих страшных злоключений не выдержало его доброе сердце, не приняло, да не выдержало обид незаслуженных, и остановилось… Хоронили Ивана всем миром, честь по чести, с цветами, да музыкой. Народ нес за ним куклы его чудные, бабки заливались слезами, мужики тяжело вздыхали. Кто ж теперь позаботится о сироте-Аннушке, где ж она жить-то будет? Нашлись, конечно, добрые люди, предлагали и помощь, и кров, да только отказывалась она от всего. Только молчала. Время, конечно, еще было решить, где и как жить, так что народ немного успокоился и разошелся по домам. Игнату же было невмоготу,