– Да, – Исгерд едва заметно кивнула, изображая подобие поклона, – тьютор сбежал, обещав, что вы покажете мне где здесь что.
Рейнхардт улыбнулся одним уголком губ и протянул руку – такую же холёную, как и всё в нём.
– Почту за честь. Если вы посчитаете возможным доверить мне свой досуг.
Исгерд испытала невыносимое желание закатить глаза и воззвать к небесам, но смолчала.
«Он меня клеит?» – задала она сама себе риторический вопрос.
Вопреки всякой логике Рейнхардт симпатии у неё не вызывал. Да, он был красив, но Исгерд не чувствовала в нём ничего, что могло бы её заинтересовать.
– С удовольствием, – Исгерд протянула руку, предлагая взяться за неё. – Для начала я бы посмотрела парк. Слава о нём идёт по всей Гесории.
– И это неспроста.
Приняв предложенную руку, Волфганг повёл гостью вниз, на первый этаж. Сначала он показал парк из окна. Потом вывел Исгерд на крыльцо, украшенное стройной колоннадой, и принялся рассказывать о том, как был устроен парк – в память о героях прошедших войн.
Исгерд откровенно скучала. Она не могла избавиться от чувства, что попала на великосветский приём, который грозит продлиться до ночи, а потом продолжится с утра… И, похоже, не закончится вообще никогда.
Они спустились по мраморным ступенькам и, миновав лабиринт аллей, вышли на небольшую площадь-поляну, от которой дорожки разбегались пятилучевой звездой, а в нишах между ними стояли скульптуры Божественных Звёзд.
– Они похожи на вас, – сказал Волфганг, закончив рассказывать про каждую из богинь.
– Да? Вы мне льстите, – ответила машинально Исгерд. Она слушала вполуха. Всё выходило слишком просто. Вряд ли Волфганг в самом деле в неё влюбился – но, по-видимому, оказался достаточно разумен, чтобы подыграть.
«Слишком разумен», – подумала Исгерд со вздохом. Ей не хотелось всё своё существование в Академии превращать в бесконечную дуэль из подколок и интриг.
– Простите, Волфганг, – сказала она наконец, – я не могу понять. Как такой человек, как вы, мог ввязаться в столь идиотскую игру?
– Вы о гонках в астероидном кольце? – усмешка, появившаяся на лице наследника, заметно отличалась от той, которую видела Исгерд до сих пор. Она выглядела высокомерной и злой. – Вы хорошо знаете, что представляет из себя Ролан фон Крауз?
– Не более, чем можно услышать, оставаясь при дворе, – призналась Исгерд.
– Узнаете, – уверенно сказал Волфганг, – и поймёте меня. Но, может быть, мы не будем о нём говорить?
– Может быть, – согласилась Исгерд, и снова волны истории, преобразованной языком Волфганга в ласкающие слух слова, унесли её далеко-далеко.
Как ни старался, Ролан не мог унять обиду и злость. Два рода – Крауз и Рейнхардт – в самом деле были опорой Гесории всегда. Конечно, были и другие, но именно их семьи сыграли решающую роль в прошедшей войне.