– По какой это он дороге? – спросил мистер Пауэр в оба окошка.
– Айриштаун, – ответил Мартин Каннингем. Рингсенд. Брансвик-стрит.
Мистер Дедал, поглядев наружу, кивнул.
– Хороший старый обычай, – сказал он. – Отрадно, что еще не забыт.
С минуту все смотрели в окна на фуражки и шляпы, приподнимаемые прохожими. Дань уважения. Карета, миновав Уотери-лейн, свернула с рельсов на более гладкую дорогу. Взгляд мистера Блума заметил стройного юношу в трауре и широкополой шляпе.
– Тут мимо один ваш друг, Дедал, – сказал он.
– Кто это?
– Ваш сын и наследник.
– Где он там? – спросил мистер Дедал, перегибаясь к окну напротив.
Карета, миновав улицу с доходными домами и развороченной, в канавах и ямах, мостовой, свернула, накренившись, за угол и снова покатила вдоль рельсов, громко стуча колесами. Мистер Дедал откинулся назад и спросил:
– А этот прохвост Маллиган тоже с ним? Его fidus Achates?[74]
– Да нет, он один, – ответил мистер Блум.
– От тетушки Салли, надо думать, – сказал мистер Дедал. – Эта шайка Гулдингов, пьяненький счетоводишка и Крисси, папочкина вошка-сикушка, то мудрое дитя, что узнает отца.
Мистер Блум бесстрастно усмехнулся, глядя на Рингсенд-роуд. Братья Уоллес, производство бутылок. Мост Доддер.
Ричи Гулдинг с портфелем стряпчего. Гулдинг, Коллис и Уорд, так он всем называет фирму. Его шуточки уже сильно с бородой.
А был хоть куда. Воскресным утром танцевал на улице вальс с Игнатием Галлахером, на Стеймер-стрит, напялив две хозяйкины шляпы на голову. Ночи напролет куролесил. Теперь начинает расплачиваться: боюсь, что эта его боль в пояснице. Жена утюжит спину. Думает вылечиться пилюльками. А в них один хлеб. Процентов шестьсот чистой прибыли.
– Связался со всяким сбродом, – продолжал сварливо мистер Дедал. – Этот Маллиган, вам любой скажет, это отпетый бандит, насквозь испорченный тип. От одного его имени воняет по всему Дублину. Но с помощью Божией и Пресвятой Девы, я им особо займусь, я напишу его матери, или тетке, или кто она там ему такое письмо, что у нее глаза полезут на лоб. Я тыл ему коленом почешу, могу вас заверить.
Он силился перекричать громыханье колес:
– Я не позволю, чтобы этот ублюдок, ее племянничек, губил бы моего сына. Отродье зазывалы из лавки. Шнурки продает у моего родича, Питера Пола Максвайни. Не выйдет.
Он смолк. Мистер Блум перевел взгляд с его сердитых усов на кроткое лицо мистера Пауэра, потом на глаза и бороду Мартина Каннингема, которые солидно покачивались. Шумливый человек, своевольный. Носится со своим сыном. И правильно. Что-то после себя оставить. Если бы Руди, малютка, остался жить. Видеть, как он растет. Слышать голосок в доме. Как идет рядом с Молли в итонской курточке. Мой сын. Я в его глазах. Странное было бы ощущение. От меня. Слепой случай. Это видно