Восточнее, где ныне живут Ральф и его дети, в направлении сердца графства, тянутся к горизонту обширные пшеничные поля – они выглядят искусственными, чрезмерно плодородными, промышленными, что ли. На ферме раньше трудились восемьдесят пять человек, а сегодня трудятся шестеро; потомки сокращенных семидесяти девяти избавились от сельского убожества, от вечной грязи под ногами и гнилой соломы и поселились в бунгало или в краснокирпичных городских домах с просторными садами. По весне на обочинах дорог пытаются расцвести примулы, а в июне живые изгороди, где они еще сохранились, сверкают собачьими розами.
Ральф спит и видит сон. Ему снова три года. Где-то позади идут отец, которого он не видит, и дядюшка Джеймс. А он уютно свернулся калачиком под пальто деда.
Они направляются в церковь. Дедушка обещал показать ему ангелов на крыше и Суоффемского разносчика, вырезанного на хорах, а еще большеухую собаку этого разносчика на цепи.
Суоффемского разносчика звали Джон Чапмен. Как-то ночью ему приснилось, что он пойдет в Лондон, встанет посреди Лондонского моста – и встретит человека, который расскажет, как можно сколотить состояние.
На следующее утро Чапмен взвалил на спину мешок с пожитками и двинулся в Лондон со своим псом. На Лондонском мосту он торчал до тех пор, покуда какой-то лавочник не спросил, что он тут делает. «Я пришел из-за сна», – ответил он.
«Из-за сна? – переспросил лавочник. – Знаешь, приятель, коли я внимал бы своим сновидениям, то подался бы в глубинку, в местечко под названием Суоффем. Явился бы в сад местного олуха по имени Чапмен и стал бы копать под его треклятой грушей». Он презрительно хмыкнул и ушел торговать тем, чем торговал.
Джон Чапмен и его пес вернулись в Суоффем, и Чапмен подступил с лопатой к груше на своем дворе. Он выкопал горшок с золотом. По горшку бежала надпись, гласившая: «Под этим горшком лежит другой, вдвое больше». Разносчик продолжил копать и отыскал второй горшок. Так он обрел свое состояние.
Разбогатевший Чапмен поставил свечи в церкви, оплатил восстановление северного придела, когда тот обрушился, и подарил 120 фунтов обществу, собиравшему средства на постройку шпиля. Его жену Кэтрин и его пса тоже вырезали на хорах: Кэтрин с четками, а пса на цепи. Со временем Джон Чапмен сделался церковным старостой и расхаживал в горностаевой мантии.
Свои мечты Ральф надежно припрятал. Упаковал коллекцию окаменелостей, сложил карты и книги в коробки, которые отнес на чердак отцовского дома в Норидже. Он смирился с тем, что ему суждена иная жизнь, не та, которую он себе воображал. Такое частенько случается с людьми в возрасте двадцати пяти лет, когда внезапно понимаешь, что ты уже не тот человек, каким был, и никогда не станешь тем, кем мечтал стать. Но Ральф думает, что должен был зарабатывать на жизнь, вспалывать, так сказать, грядки – и ему не пришлось идти в священники.