Пассажиры колбасного поезда. Этюды к картине быта российского города: 1917-1991. Наталия Лебина

из личного архива нашей семьи. У моих родственников ни одного, ни устного, ни письменного, свидетельства об отдыхе в 1930‐х годах в советских санаториях нет. Единственное, что могли позволить себе бабушка с дедушкой по материнской линии, – это поездка на отдых в Псковскую область, в деревню Лябино, в 1932 году. Туда деда, служившего в милиции, ранее посылали на борьбу с кулацкими бандами. Помню его рассказ, как он мерз в засаде зимой и для согрева жевал застывший кусок сала, казавшийся даже сладковатым на морозе. Бабушка же моего мужа – Ольга Захаровна Годисова (1899–1944), о трагической судьбе которой я немного расскажу в этюде «Смерть», в 1930‐х годах неоднократно отдыхала в цековских санаториях. Об этом свидетельствуют многочисленные письма к маленькому сыну – Никлену Петровичу Годисову (1925–2010), отцу моего мужа, и фотографии из мест отдыха сталинской партийной номенклатуры. Мальчик в это время тоже жил в лечебных заведениях для детей партийных работников. Трогательно и в то же время страшно выглядят выдержки из переписки матери и 12‐летнего сына в 1937 году. «Это вид видный из одного окна нашей палаты крыша кабинета врача и гора верблют. а в правом углу кусочек бухгалтерии, – пишет маленький Никлен, – Мама живи поправляйся и крепни для борьбы с врагами притаившихся в рядах партии и в комсомоле».

      Мать отвечает: «А живем мы в особенное время, и дети у нас должны быть особенные, лучше, чем везде. Они должны быть здоровые и очень крепко любить социализм»209. Я не сомневаюсь, что и Ольга Захаровна, и ее сын, мой свекор, не без медицинских оснований жили в санаториях – деталей их недугов немало в переписке. Однако другая половина наших родственников даже не могла приблизиться перед войной к системе «доступного и бесплатного» советского здравоохранения. Здесь царили негласные правила уже сформировавшегося «большого стиля». Моего деда после контузии, полученной во время захвата вооруженного преступника в 1937 году, никто не лечил. Просто уволили из милиции как инвалида, что, вероятно, и спасло ему жизнь в период репрессии. Со своими болячками Николай Иванович Чирков мог устроиться лишь учеником токаря на завод. Отказались даже мобилизовать в армию в начале войны. Обратно в милицию взяли только в 1942 году – почти умирающего от голода, но все-таки опытного оперативника. Это спасло жизнь в блокадном Ленинграде.

      Во второй половине 1930‐х годов номенклатурных санаториев становилось все больше, и основным видом одежды для отдыха в Советском Союзе считались пижамы. Любопытно, что они существовали и в первых советских здравницах для рабочих. Чуковский писал об особых полосатых казенных костюмах, предоставляемых отдыхающим пролетариям в Сестрорецком курорте210. Специальная же одежда для купания, как для женщин, так и для мужчин, предназначалась в первую очередь для спортсменов.

      Письмо с Кавказа. 1930‐е. Личный архив О. Н. Годисова и Н. Б. Лебиной

Скачать книгу