Отец и Леша сидели на диване. На полу стояли несколько пивных бутылок.
– Ты надолго? – спросил отец. – Купи нам пива, а?
– Деньги давай – куплю.
– Что значит – деньги? – Он говорил медленно, заплетающимся языком. – А у тебя, что, нет? Или тебе в падлу родному отцу купить пива? Это что, не я тебя вырастил?
– Не, правда, а? – сказал Леша. – Хули тебе, жалко? Если ты так жмешься, то я потом отдам…
– Когда? Ты сначала работу найди.
– Найду, не ссы. Ну что, купишь?
– Не куплю. И вообще я скоро съеду от вас. Посмотрим, как вам будет хорошо на одну мамину зарплату.
На улице было совсем не холодно, и я не стала застегивать куртку. Я прошла через двор, села на лавочку, достала из рюкзака сигареты и зажигалку, прикурила, выпустила дым.
Небо было таким голубым, как будто не март, а май.
Я вспомнила вчерашний концерт, Влада. После концерта, в гримерке, он все время молчал. Сидел в углу с бутылкой «гонорарного» пива и слушал, что говорили другие.
И я просто пересела поближе к нему. И мы так вот сидели и молчали. А потом он предложил встретиться. Мы договорились на послезавтра.
Утром работа. Я подмел двор у восьмого корпуса. На стене за старым «Москвичом» без колес появилась свежая надпись «Н.Б.П.»
На краю песочницы два мужика пили портвейн из горла. Они увидели, что я на них смотрю. Позвали. Я бросил метлу, подошел.
– Хочешь?
Мужик был не похож на ханыгу, скорей на итээровца, забившего на работу.
Я кивнул. Второй смотрел на меня исподлобья. Под глазом у него желтел синяк. Рядом, на щеке, засохла кровь.
Итээровец протянул мне бутылку. Я вытер горло рукавом куртки.
– Да уж, – сказал итээровец. – Погляди на Федю. Он когда-то работал со мной в Арктическом НИИ, а потом перестройка все перестроила… Уже два года, как бомжует. Ни семьи, ни квартиры… Я б и рад поселить его у себя, да негде…
Мужик с синяком продолжал смотреть на меня. Я сделал два глотка, отдал ему бутылку. Сказал:
– Спасибо.
Работать больше не хотелось. Я дворами вышел к набережной.
По реке плыли куски льда.
Я вытащил из кармана «Союз-Аполлон», зажигалку. В пачке оставалось три сигареты. Я закурил.
У тротуара был припаркован ментовский «жигуль». В нем сидели два мента.
Мимо пронеслись два черных «Мерседеса». Грязь брызнула на лобовое стекло «жигуля». Включились дворники. Размазали грязь по стеклу.
Я нащупал в кармане карандаш. Он был тупой, но еще писал. Я пересыпал сигареты из пачки в карман. Разорвал ее. Записал на внутренней стороне:
«Снег догнивает последний,
Небо серое, как понедельник,
Люди глядят на меня из окон,
А мечты-подснежники вянут».
Мимо проехал грязный оранжевый автобус, коптящий черным дымом. В стеклах мелькнуло мое отражение.
Покупателей было мало. С утра я читала книгу: второй том Кортасара