– Подождите, пожалуйста.
Откуда-то доносился взвинченный мужской голос. Поначалу Гурни решил, что это ругается на что-то нудный и нетерпеливый пациент, но тут другой голос задал какой-то вопрос, затем к сваре присоединился третий – столь же пронзительный и негодующий, – и стало ясно, что это работает кабельный новостной канал: из-за него сидеть в приемной у Хаффбаргера было сущей пыткой.
– Алло, – повторил Гурни в явном раздражении. – Вы слушаете? Алло!
– Минутку, пожалуйста.
Голоса из телевизора, невыносимо пошлые, все не умолкали. Гурни уже готов был бросить трубку, когда ему наконец ответили.
– Приемная доктора Хаффбаргера, здравствуйте!
– Здравствуйте, это Дэвид Гурни. Я хочу отменить прием.
– Какое число?
– Ровно через неделю, в одиннадцать сорок.
– Фамилию по буквам, пожалуйста.
Он хотел было спросить, сколько еще пациентов записаны в тот же день на 11:40, но послушно продиктовал свою фамилию.
– На какое число вы хотите перенести прием?
– Ни на какое. Я его отменяю.
– Нужно назначить другую дату.
– Что?
– Я не могу отменить прием доктора Хаффбаргера, могу только записать вас на другую дату.
– Но…
Женщина раздраженно перебила:
– Дату приема невозможно удалить из системы, не назначив другой даты. Такие правила у доктора Хаффбаргера.
Гурни почувствовал, как его рот скривился от злости, чересчур сильной:
– Меня не волнует, как устроена ваша система и каковы ваши правила, – сухо отчеканил он. – Я отменяю прием.
– Его придется оплатить.
– Не придется. Если Хавбургер будет против, передайте, пусть мне позвонит.
Он нервно бросил трубку, досадуя на себя за детское дурачество, что исковеркал имя врача.
Потом замер у окна, невидящим взором глядя на высокогорное пастбище.
“Да что за муть со мной творится?”
Правый бок снова резануло – отчасти ему в ответ. Боль напомнила Гурни, что он шел за таблеткой.
Он вернулся в ванную. Человек, уставившийся на него из зеркальной дверцы шкафчика, ему не понравился. Лоб в морщинах от тревоги, кожа бесцветная, глаза тусклые и усталые.
“Боже”.
Он знал, что ему надо бы снова тренироваться – все эти отжимания, подтягивания, упражнения на пресс некогда держали его в форме, так что он мог дать фору людям вдвое моложе. Но нынешнему отражению было ровнехонько сорок восемь, и это не радовало. Чему радоваться, когда тело исправно напоминает о своей смертности? Чему радоваться, когда обычная нелюдимость обернулась полной изоляцией? Нечему радоваться. Вообще.
Он взял с полки баночку с ибупрофеном, вытряхнул на ладонь три маленькие коричневые таблетки, хмуро изучил их и сунул в рот. Пока он ждал, когда из крана потечет холодная вода, из комнаты донесся телефонный звонок. Хаффбаргер, подумал